Инна Карташевская: Новые русские сказки и другие смешные рассказы (сборник)

– Не поняла, чего это ты к ней не пойдёшь?

– Да вы что, чтобы я сам, добровольно пошёл к этой женщине? Да никогда.

– Но почему же?

– Э… видите ли, я… – замялся Волк, но потом посмотрел по сторонам, чтобы убедиться, что их никто не слышит, и выпалил. – Я её реально боюсь.

– Ничего себе, – удивилась Красная Шапочка, – ты, волк, боишься старушки божьего одуванчика? Как такое может быть?

– Это кто божий одуванчик? – запальчиво спросил Волк. – Это она божий одуванчик? Да её весь наш лес боится.

– Однако, у меня бабка-то оказывается крутая, – восхитилась Красная Шапочка. – А чего ж её все так боятся?

– Да вы что, она же любого зверя за десять минут уничтожит.

– Как уничтожит? Сожрёт, что ли? – окончательно развеселилась его собеседница.

– Нет, – очень серьёзно сказал Волк. – Ей и жрать-то никого не надо.

– А тогда как же?

– Да она просто его так доведёт, что он сам на себя лапы наложит.

– Ну вот что, Волк, – решительно заявила Красная Шапочка. – Или ты идёшь со мной, я защищаю тебя от бабушки, и мы заряжаем твой копьютер, или ты остаёшься здесь, и все твои инвестиции пропадают. Выбирай.

Волк ещё немного помялся, но деваться ему было некуда. Видно, на бирже у него не такие уже и малые деньги крутились. Во всяком случае он вздохнул, взял лэптоп под мышку и поплёлся за Красной Шапочкой.

Бабушка энергично расхаживала по дому, время от времени топая стройной ножкой, обутой в изящную туфельку на высоком каблучке. Сегодня утром она проснулась с очередным томлением духа и, как это уже часто бывало у неё, опять поняла, что жизнь не удалась.

Да что же это за жизнь, думала она. Что я вообще вижу в своей жизни? Что я делаю здесь в этом лесу на задворках мира в обществе каких-то мужланов? И она с отвращением посмотрела на одного из них, который спал сном младенца с причмокиванием и похрапыванием на своей половине кровати.

Боже мой, и это мой законный муж, с горечью подумала она. Да разве для такого мужчины была я создана?

Как всегда в этих случаях после подобных мыслей ею овладела безумная жажада роскоши или хотя бы праздника. Она выхватила из серванта белую накрахмаленную скатерть и и застелила ею большой круглый стол, предварительно вытащив его на середину комнаты. Потом вынула из серванта красивые тарелочки, бокалы, вилки, салфетки и мгновенно накрыла на стол. Поставив напоследок вазу с цветами в центре, она отошла в сторону и залюбовалась созданной ею красотой.

– Ох, да разве я в лесу должна была жить? – с горечью сказала она себе. – Я же светская женщина, я же окончила институт благородных девиц, ну, скажем, окончила бы, если бы такие ещё были в моё время. Я должна была быть хозяйкой салона, устраивать приёмы, литературные вечера, рауты в конце концов, если бы знала, что это такое. Во всяком случае коктейль-партиз тоже неплохо звучит. У меня бы собиралось высшее общество, мужчины целовали бы мне руку, объяснялись в любви, боже мой, я ведь, может быть, была создана для сцены, для славы, я ведь так пою…

Она схватила висевшую на стене гитару, украшенную, как и полагалось в дни её молодости большим бантом, и запела

Кстати, – спохватилась она, – а пива ведь действительно нет. Она задумчиво огляделась. Её взгляд остановился на спящем муже, и она злорадно ухмыльнулась. Поспать ему захотелось? Ладно, сейчас увидит, кто в доме хозяин.

Она на цыпочках подошла к кровати, набрала побольше воздуха и рявкнула «Подъём!»

Эффект получился неожиданный даже для неё. Бедный старик, позабыв от неожиданности о прожитых годах, и вообразив, что находится в армии, вскочил с кровати с криком «Есть, товарищ командир!», и только услышав довольный хохот жены, пришёл в себя.

– Да за что мне это наказание, – чуть не плача запричитал он. – Ты что не понимаешь, что так я и инфаркт могу получить?

– Не расуждать! Слушать мою команду! – снова рявкнула на него любящая жена, и он испуганно замолчал.

– Так вот, сегодня у нас праздник. Поэтому встаёшь, одеваешься и идёшь за пивом. Всё понятно?

– Как праздник? Какой ещё праздник? – попытался было протестовать несчастный муж, но протест был немедленно пресечён в зародыше.