Саймон Фарнаби - Роза Фалви и волшебник в саду

Сладкие картины мести плыли перед внутренним помутившимся взором Мердина, пока Тандариан парил в миллиметрах от его вытянутых пальцев. Но вдруг… ЗВЯК! Мердин не знал, что его посох тоже приковали цепью. Цепь туго натянулась, посох замер, а Мердин рухнул без сил – его мощь исчезла вместе с надеждой на спасение.

В наступившей тишине раздался весёлый смех. Джерабо с наслаждением наблюдал за происходящим.

– Я думал, что ты, вероятно, попытаешься сие сделать, – сказал он и достал из-за пазухи изысканно украшенную чёрно-золотую книгу заклинаний. Каждая ведьма и каждый волшебник колдуют по-своему, и Джерабо, будучи приверженцем традиций, любил пользоваться книгой заклинаний.

– КАСИАН ВАЛЛАТ ФЛОАТАБОАТ! – пробормотал он, вытянул вперёд руку, и Тандариан поплыл к нему. Затем Джерабо схватил драгоценный посох и сломал его о колено.

– Не-е-е-ет! – завопил Мердин.

Даже Эванхарт вздрогнула при виде такой жестокости. Она помнила, с какой любовью вырезал Мердин этот посох в Школе алхимии и сколько сотен часов потратил на работу. Возможно, с годами душа Мердина и зачерствела, но Тандариан был единственной вещью, которой он, очевидно, всё ещё дорожил.

– Чтоб тебе пусто было, Джерабо! – вскричал Мердин. – Ты – напыщенный хлыщ [1] На случай, если вы не знаете: «напыщенный» говорят про человека, напускающего на себя чрезмерно важный вид. А хлыщ – человек пустой и заботящейся только о своей внешности. В целом это весьма замысловатый способ назвать кого-то выпендрёжником. – Здесь и далее – примеч. автора. !

Джерабо лишь усмехнулся и бросил обломки посоха в каменный колодец, стоявший на лесной поляне. Дзынь, бряк, бряк, дзынь, бряк, дзынь, плюх – отозвалась сломанная палка. Затем он обратился к королю.

– Я надеюсь, сей последний акт неповиновения убедил Ваше Величество, что должно нам к сему варлоку самое суровое наказание применить. – Джерабо торжественно послюнявил палец и стал медленно листать книгу заклинаний. – Обвинение рекомендует суду – ШУРХ – отправить его в Реки Чистилища – ШУРХ – навечно !

По толпе пронёсся нестройный шёпот – у многих перехватило дыхание, и они не могли говорить. Кто-то должен был вступиться за Мердина, и этим человеком оказалась… Эванхарт.

Эванхарт была, что называется, «приятной во всех отношениях». Если бы она жила в наши дни, то точно стала бы тренером по йоге, разводила лошадей или была вашей любимой тётушкой. У неё были длинные струящиеся рыжие волосы и серебристо-серые глаза – как два прозрачных глубоких озера.

– Отец, – сказала она королю. – Молю, пощади сего человека. Сила его велика есть. Может быть, он научится использовать её во благо?

– Для сего слишком поздно, Эванхарт, – ответил король. – Напрасно мольбы свои расточаешь.

– Разве ты не помнишь, отец? – настаивала Эванхарт. – Когда сражался он за твою армию в великой войне? И был он храбр и не ведал он страха. Так молвил ты сам.

– Но Эванхарт, то было давным-давно. С тех пор он учинил много злодеяний.

– Тогда яви своё милосердие, дорогой отец, – умоляла Эванхарт. – Сошли его в Реки Чистилища, но на короткое время, лет на пять… Возможно, он задумается и изменится….

– Он никогда не изменится! – проревел Джерабо. – Да ведь токмо на минувшей неделе я катался на лошади, когда вдруг Мердин в курицу её превратил! Представьте, аки нелепо я смотрелся верхом на курице!

Толпа не смогла удержаться от смеха, представив себе эту картину. Но король не смеялся. Он заворожённо смотрел в умоляющие глаза дочери, и её доброта околдовывала его, лишая способности мыслить здраво. Наконец король заговорил:

– Принял решение я, – сказал король, – Мердин будет приговорён к семи годам пребывания в Реках Чистилища. Да будет так.

– Шт…? – Джерабо откашлялся и начал заново.

– Как пожелаете, Ваше Величество, – процедил он сквозь сомкнутые губы. – Значит, семь лет в Реках Чистилища.

С этими словами он снова начал листать страницы книги заклинаний – ШУРХ – и затем прочитал заклинание-приговор:

На несколько мгновений все замерли, а затем земля в центре поляны разверзлась, как гигантская пасть. Зелёный сноп света вырвался из зияющей дыры и осветил небо, как северное сияние. Толпа ахала и охала, как будто смотрела фейерверк в Новый год.