Николай Тёмкин - Там ступа с Бабою Ягой

«Не в ту сторону я пошла, — молнией мелькнуло в голове Анны Сидоровны. — Бандит с кашалотом — всё-таки не лютое чудище трёхпалое».

Анна Сидоровна метнулась через поляну и чуть не налетела лбом на стоящую у ручейка небольшую избушку. Крутые скаты крыши. Высокое крыльцо. Окошки с занавесками, задёрнутыми изнутри…

Да уж, окошки! Анна Сидоровна недовольно нахмурилась. Просто безобразие, иначе не скажешь. Стёкла немытые, в каких-то неопрятных потёках. Ничего, это мы быстро поправим!

Намочила в ручье тряпку. Стала, напевая, протирать окна. Ля-ля-ля…

И вдруг избушка как закричит:

— Перестань сейчас же, бабуля! Сама знаю, что утро и вставать пора!

Потрясённая Анна Сидоровна от неожиданности выронила тряпку в ведро. А избушка, продолжая верещать, кинулась на середину поляны, и стало видно, что стоит она на куриных ногах: огромных, трёхпалых, когтистых.

— Так вот ты какое, лютое чудище! — облегчённо засмеялась Анна Сидоровна.

— Хватит ругаться-то, бабуля, — буркнула избушка и раздвинула занавески на одном из окон. — Ой, это не бабуля!

По недомытым стёклам, оставляя на них грязные полосы, рекой хлынули слёзы разочарования. Анна Сидоровна, подхватив тряпку, бросилась их утирать:

— Перестань, деточка! Вернётся твоя бабуля, никуда не денется!

— Как же, вернётся она! — не унималась избушка. — На часок-другой, говорит, по делам, а сама пропала! Я вечером все окошки проплакала, пока не уснула.

— Эге-гей, — донеслось из поднебесья. — Кто это у нас тут разнюнился?

Анна Сидоровна задрала голову. Над поляной, совершая крутой вираж перед посадкой, парила, сидя верхом на метле, крючконосая худощавая старуха в тёмном платье.

— Ведьма! — невольно ахнула Анна Сидоровна.

— Сама ты ведьма! — не задержалась с ответом старуха.

— Бабуля это, — объяснила избушка. — Наконец-то! — И слёзы её мигом высохли.

Бабуля плавно приземлилась, по инерции пробежала несколько метров по поляне, аккуратно прислонила метлу к крыльцу и обратилась к гостье:

— Яга я. Баба Яга. А ты кем будешь?

— Всегда была Анной Сидоровной, — с некоторым недовольством откликнулась Анна Сидоровна, не одобряющая панибратства.

Баба Яга не обратила на её тон ни малейшего внимания:

— Я спрашивала, не кем ты была, а кем будешь. А будешь ты Анютой. Ни к чему нам эти церемонии. Сидоровна, тоже мне! В Лукоморье у нас отчества не в ходу.

Анна Сидоровна дёрнула плечом и поджала губы, а Баба Яга взбежала по ступенькам крыльца и благодушно позвала:

— Пойдём, Анюта, в комнаты чаевничать!

Дёрг! Дёрг! Что такое? Почему дверь не открывается?

— Нет уж, бабуля, — капризно сказала избушка, — так дело не пойдёт. Ты объясни мне сначала, куда ты на всю ночь запропастилась?

— А иначе к самовару не пустишь?

— Не пущу. Говорила, на часок-другой, а сама… — По избушкиным окошкам снова закапали слёзы.

— Горе мне с тобой, — запричитала Баба Яга. — Всё капризы, всё причуды. Больно уж ты у меня прихотливая. — Она быстро протопала по ступенькам вниз. — Ну, с неделю назад забарахлила у меня ступа. Подёргивания какие-то, и курс плохо держит. Было такое?

— Было, — трубным голосом отозвалась избушка.

— Я её отдала в починку Горынычу.

— Знаю.

Беседу прервала Анна Сидоровна:

— Выходит, бывают всё-таки в Лукоморье отчества.

Баба Яга обернулась к ней:

— Горыныч — случай особый. Он у нас умелец хоть куда. Что угодно мигом исправит. Но со ступой мигом не получилось. Заковыка с ней оказалась серьёзная. Только ко вчерашнему вечеру обещал сделать.

— Про это-то ты мне рассказывала, — нетерпеливо топнула ногой избушка.

— Вот я и отправилась вчера к Горынычу. Думала, быстро управлюсь. Часок-другой — и всё. Ан нет — не готов заказ. Я говорю: «Ладно, на днях ещё разок наведаюсь». А он азартный. «Нет, — говорит, — погоди. Немного уже осталось. Я обещания свои привык исполнять в срок». Ну, слово за слово… Правая просит: «Подай долото!» Левая: «Подержи клещи!» «Помоги перевернуть ступу вверх дном!» — басит средняя…

— Это вы про кого? — не скрыла удивления Анна Сидоровна.