Евгений Редин
Сказка о гусляре
Юные читатели знают Евгения Ивановича Редина как автора стихотворного переложения русской народной сказки «Царевна-лягушка».
С ранних лет он полюбил русские народные сказки, их героев и простой образный народный язык. Он и сам сочинял сказки. Последние годы жизни Е. И. Редин посвятил стихотворной обработке русских народных сказок. Юным читателям предлагается стихотворное переложение «Сказки о гусляре».
В стародавней старине,
В недалёкой стороне,
Коли сказка не обман,
Правил царством царь Иван.
Проходили дни за днями,
Годы плыли за годами, —
Вдруг беда! Чужой гонец
Прибыл в царский во дворец
От заморского султана
С грамотою для Ивана.
Пишет в ней султан Махмет:
«Вот скоро сорок лет,
Как в моё ль султанство славно
Шлют мне подати исправно
И цари и короли
Ото всех краёв земли —
Хлеб и злато, мех и ткани.
Ты один не вносишь дани.
Не расплатишься со мной,
На тебя пойду войной.
Разорю твою столицу,
А тебя, царь, и царицу
Заберу себе в полон
До скончания времён».
Царь с царицей Анастасьей
Порешили в одночасье
Дань Махмету не давать,
А с гонцом ему послать
Из болота лягушонка,
Из Дунай-реки щурёнка,
Из норы степной сурка,
Да перо от ястребка,
Да десяток стрел точёных,
В царской кузне закалённых.
Дескать, если ваша рать
Будет прыгать и скакать
По болотам, как лягушки,
Лазать в норы, как зверушки,
Птицей по небу летать,
Щукой реки проплывать,
То тогда с тобой, злодеем,
Мы расправиться сумеем —
Ни один отсюда цел
Не уйдёт от наших стрел.
В государстве басурманском
Во дворце своём султанском
Взъерепенился Махмет,
Получив такой ответ.
Он на всех ногами топал,
А гонца в тюрьму ухлопал,
Стол хрустальный расколол,
Янычар перепорол,
Пять министров в три минуты
Присудил он к смерти лютой
И у визиря едва
Уцелела голова.
Десять дней Махмет ярился,
А когда остепенился,
На суда велел сажать
Многотысячную рать
И за морем-океаном
Воевать с царём Иваном.
Царь тем часом не дремал,
Войско крепкое собрал
И, предвидя злую сечу,
Сам пошёл орде навстречу…
А царица, с ним прощаясь,
Перед боем расставаясь,
Гордость женскую блюла —
Слёз горячих не лила.
Обняла царя разочек:
«Не печалься, мой дружочек!
Не сойтись горе с горой,
Мы же свидимся с тобой!»
И видала лишь светлица,
Сколько плакала царица.
Вот неделя отошла,
Вслед вторая протекла,
Вот уж месяц на исходе, —
Даже слухов нет в народе,
Где, когда и был ли бой.
А на день сороковой
Видит поутру царица —
По-над степью мгла клубится.
То ль горит в степи ковыль,
То ль табун вздымает пыль,
То ли ветер там гуляет…
И царица посылает
Красну девку на чердак
Да наказывает так:
«У тебя соколье око —
Глянь-ка сверху в степь далёко,
Дым там виден или пыль?
Не горит ли то ковыль,
Иль табун по степи бродит,
Или ветер колобродит?
Да вернись немедля вспять
Мне об этом рассказать».
Красна девка побежала
И, не мешкая нимало,
Через самый краткий срок
Воротилась на порог:
«Государыня царица,
Не от ветра пыль клубится,
Не горит ковыль сухой,
Не летит табун лихой.
Там в степи хоругви плещут,
Там сквозь пыль доспехи блещут —
Войско царское идёт
Пыль дорожную метёт».
Полететь бы лёгкой птицей
К войску царскому царице,
Мужа милого обнять
Да без счёта целовать.
Но суров обычай строгий,
И царица ждёт в тревоге
На переднем на крыльце, —
Ни кровиночки в лице.
Вот всё ближе рать подходит.
Глаз царица не отводит.
Впереди всех виден ей
Воевода Елисей.
Борода его седая
Вьётся, по ветру летая,
Щит блестит, огнём горя,
Но с ним рядом нет царя…
Стонет сердце у царицы…
Ей с крыльца бы вниз спуститься
Да бежать скорей бегом
Расспросить бы, что с царём.
Но суров обычай строгий,
И по-прежнему в тревоге
Ждёт царица на крыльце, —
Ни кровиночки в лице.
Воевода подъезжает,
Не спеша с коня слезает,
На крылечко всходит он
И царице бьёт поклон.
А она, дохнуть не смея,
Узнаёт на Елисее
Царский панцирь, меч и щит
И едва жива сидит.
Еле-еле с места встала,
Воеводу обнимала,
Принимала щит и меч
И вела такую речь:
«Отдохни, наш воевода,
Верно, ты устал с похода».
Читать дальше