Евгений Редин - Сказка о гусляре

Воевода ей в ответ:
«Государыня мой свет!
Отдохнуть ещё успею,
А по чести разумею,
Что не след тебя томить —
Нужно сразу говорить.
Как ушли мы из столицы,
Царь довёл нас до границы;
На границе за рекой
Стан раскинул боевой;
В чужедальние просторы
Выслал конные дозоры,
А меня по вечеру
К своему призвал шатру
Да велел полки расставить
И на поле боем править.
«Ты всех боле, — молвил он, —
В ратном деле искушён,
Так тебе и править нами».
Сам же он решил с врагами
Биться ратником простым —
В честь себе, в пример другим.
Тщетны были увещанья —
Царь грозил за ослушанье
Мне опалой. Да велел,
Чтоб я тотчас же надел
Все его доспехи ратны;
Так, мол, будет всем понятно,
Что даётся мне царём
Власть на поле боевом.
Я не смел перечить боле,
Покорился царской воле,
Принял панцирь с царских плеч,
Взял и шлем, и щит, и меч.
Смертным боем три недели
Бились мы и одолели
Ненавистных басурман.
Видел я, как царь Иван
В битву ринулся без страха,
Как разил врага с размаха,
И как враг бежал пред ним,
Словно бурею гоним.
Басурман легло без счёту.
Мы отбили им охоту
Нашу землю воевать —
Впредь не сунутся опять!
А домой сбираться стали,
Мы семь дней царя искали.
Ни в живых, ни в мёртвых он
Не был нами обретён.
Видно, в плен попал к поганым
Окаянным басурманам,
Увели царя они.
Нас ты в этом не вини!..»

Наземь бедная царица
Бездыханная валится,
А как в чувство привели,
Поднялась она с земли
Да сказала воеводе:
«За труды твои в походе
Царь тебя вознаградит.
Жив он — сердце мне твердит.
А войскам за подвиг бранный
Серебром воздай чеканным
Да из царских погребов
Выдай сорок сороков
Самолучших мерных бочек, —
Пусть пируют дни и ночи.
А теперь, прости, пойду
Бедовать свою беду».
Воеводе поклонилась
И в светлицу удалилась
Одинёшенька одна
Государева жена.

В государстве басурманском
Во дворце своём султанском
Заскучал султан Махмет —
Опостылел белый свет.
Басурманских войск остатки
Воротились в беспорядке.
Да из тех, кто уцелел,
Мало кто остался цел —
Не убит, так покалечен.
Похвалиться вовсе нечем,
Нет поживы никакой, —
В плен лишь ратник взят простой.
Он в одежде был неважной,
Домотканой да сермяжной,
И не знал Махмет-султан,
Что в плену — сам царь Иван.

Царь с врагом геройски бился,
Но от войска отдалился,
Был погоней увлечён,
И попал в засаду он.
Сила ломит и солому!
Может, вышло б по-иному,
Да одним из басурман
Ловко брошен был аркан,
И ремень в разгаре сечи
Охватил царёвы плечи.
Так толпою басурман
Полонён был царь Иван.

Он, понятно, опасался,
Ни пред кем не открывался,
Чтоб негаданно ему
Не попасть навек в тюрьму
Да не сгнить в темнице душной.
Царь работать на конюшне
Послан был и стал рабом.
Вот и всё пока о нём.

Над столицей басурманской
Расписной дворец султанский
Возвышался до небес.
Много было в нём чудес,
Всяких выдумок затейных…
…но, с тех пор как рать султана
Из-за моря океана
Еле ноги унесла,
Он забросил все дела,
Позабыл про развлеченья,
Заболел от огорченья,
Потерял покой и сон…

…Сто раз солнце закатилось,
Три луны переменилось,
А султан лежал один
Да глядел на балдахин,
И не мылся и не брился.
Наконец, визирь решился —
В почивальню он вошёл
И такую речь повёл:
«Повелитель правоверных,
Властелин земель безмерных,
О пресветлый падишах!
Да хранит тебя аллах!
Повели тебе о чуде
Рассказать. О чуде люди
Говорят по всей стране.
Преклони свой слух ко мне!»…

…Смолк визирь. Султан угрюмо
Проворчал: «Не много ль шума
Из-за чуда твоего?
Приведи ко мне его,
Буду ждать тебя в беседке.
Чудеса-то стали редки!»…

…Вот и сад. Гусляр дивится:
Явь ли это или снится?!.
Чудесами полон сад.
Колокольцы в нём звенят,
Распевают птицы песни,
Бьют фонтаны в поднебесье,
Бродят в замках слюдяных
Стайки рыбок золотых,
Под скалою, как в берлоге,
Ворошатся осьминоги,
Пастью щёлкнул крокодил.
И старик гусляр спросил,
Увидавши крокодила:
«Это что за щучье рыло?»
Но визирь ему в ответ
Прошептал: «Султан Махмет!»
И в беседке у фонтана
Увидал гусляр султана.
На визиря он глядит,
На визиря он рычит:
«Нечестивец шелудивый,
Пёс дрянной, ишак паршивый!
Больше часа здесь в саду
Я тебя, собака, жду!
Чай, не за версту базар.
Прочь, поди!.. Играй, гусляр!»