Хенрик Тамм - Загадка белой обезьяны

Секретарь нахмурился.

– Что это такое? – закричал он, уставившись на Иммануэля. – Что ты написал?

Это были совсем не те слова, которых он ждал от Писателя. Но что-то произошло. Последние слова ещё висели в воздухе, как последняя нота, а потом улетели прочь, словно дальнее эхо, и рёв водопада внезапно смолк, ибо весь мир вокруг затих. Казалось, даже ветер задержал дыхание.

Песок перед Секретарём начал клубиться, словно невидимый ветерок решил поиграть. Он кружил и танцевал в воздухе, не принимая определённой формы, лишь на мгновение замедляясь, чтобы снова закрутиться. Из вихря заструился тёплый свет, и низкий голос медленно заговорил, словно загрохотал шторм:

– Меня призвали.

Вихрь успокоился.

– Кто призвал меня? – продолжал голос. – Кто разбудил меня?

У Секретаря сделался растерянный вид. Сдвинув брови, он сделал шаг вперёд.

– Это я, – прогрохотал он. – Это сделал я.

Песок всё ещё висел в воздухе. Изнутри исходило сияние, и он медленно вращался, словно желая получше разглядеть долговязую обезьяну.

– Вижу… Что я могу сделать для тебя, Юлиус?

Казалось, Секретарь борется с противоречивыми чувствами. Наконец он проговорил:

– Кто ты такой?

– Я Мнемос, дух воспоминаний.

– Воспоминаний?

– Если я правильно помню, именно это я сейчас и сказал, – проговорил голос, отзываясь рокочущим эхом.

Песок опять закрутился в воздухе и на мгновение принял очертания человеческой фигуры. Тимми показалось, что фигура поклонилась Иммануэлю, сидящему на песке, а тот поклонился в ответ.

– Но это не то, чего я хотел! – выкрикнул Секретарь, словно бы его обманули. – Мне обещали могущество, признание, всеобщую преданность. А вместо этого появляешься ты!

– Я Мнемос, – повторил дух. – Меня призвали сюда. Призвал ты, Секретарь. И теперь я готов исполнить твоё желание.

– Но мне от тебя ничего не нужно!

– Ещё как нужно, юный Юлиус! Припомни…

Голос напоминал начинающийся шторм. Секретарь зажмурился с выражением гнева на лице. Всё пошло совсем не по плану. Абсолютно не так. Он бросил яростный взгляд на Иммануэля. Во всём виноват Писатель. Это он написал что-то не то и призвал сюда этого дурацкого духа воспоминаний, вместо того чтобы сделать его, Секретаря, всемогущим и заставить весь мир прислуживать ему. Иммануэль в очередной раз его надул.

– Ты обманул меня! – закричал Секретарь.

Он шагнул к мышонку, но на полпути его остановил громоподобный голос Мнемоса, от которого затряслась земля.

– Я готов исполнить твоё желание. Если у тебя при себе твоя вещь.

– Моя вещь? – переспросил Секретарь.

– Ты знаешь, о какой вещи я говорю.

Секретарь поднёс руку к груди, где эта вещь обычно висела.

– Она исчезла.

Тимми заметил, что Иммануэль смотрит на него словно пытаясь что-то сказать взглядом. Песок запульсировал. Мнемос продолжал:

– Нет, она не пропала. Она здесь, я ощущаю её присутствие.

– Ты ошибаешься. Её нет у меня. Ключ исчез! – зло прошипел Секретарь.

– Не исчез… – прошептал дух.

Тимми внимательно прислушался к разговору. Ключ? А не может это быть?.. Он пощупал в кармане, и рука коснулась холодного бронзового ключа, который раньше висел на шее у Секретаря. Ключ, про который Кассандра сказала, что он магический, но не умеет открывать двери. Тимми нервно повертел его в лапах. Может быть, это и есть тот ключ, о котором говорит Мнемос? Стоит ли ему вмешаться в разговор? А если это тот самый ключ, стоит ли помогать врагу? Можно ли быть уверенным, что ключ будет использован на благо? Но тут ему вспомнились слова Кассандры о доверии – что оно может стать их последним оружием. Взглянув на Иммануэля, он осторожно проговорил:

– Ключ у меня.

Земля на мгновение покачнулась. Потом Секретарь резко обернулся к Тимми.

– Ах ты! – крикнул он, сделав шаг к Тимми.

– Остановись! – прогрохотал Мнемос. – Помни: ты должен его заслужить.

Удивительное дело: Секретарь остановился. Он мрачно смотрел на Тимми, когда кот вытащил ключ из кармана, продолжая, однако, крепко держать его в лапе. Секретарь уставился на него. Иммануэль стоял между ними, переводя взгляд с одного на другого.

– Тимми, ты должен отдать его добровольно и с чистым сердцем, – проговорил он.