Ирина Токмакова - Ростик и Кеша. Повесть-сказка

Вокруг смолокурни были навалены горы сухих выкорчеванных пней. Ещё одна гора из пней была нагружена на прицеп. Его только что притащил сюда трактор. Трактор что-то невнятно бормотал, пытаясь развернуться.

На отшибе стоял домик. Возле него небольшой участочек был огорожен частоколом. На частоколе висели - сушились пучки каких-то жёлтых цветов.

- Бессмертник песчаный, - сказал Иван.

- А где же дедушка? - спросил Ростик испуганно.

- Найдём. Дедушка Колдырь! - закричал он изо всех сил.

- Здеся, кто меня?

- Он, должно, па огороде, - догадался Иван.

Скрипнула калитка. Показался дедушка Колдырь. Да это же старичок с парома! Только в чёрных старых, залатанных брюках.

- Ты что, Ванюш? А, и ты тут, чурачок? И собака-пёс с тобою?

- Нет, - ответил за Ростика Иван. - Дедушка, собака куда-то у него пропала. Может, кто привязал? А то бы она его по следам нашла. У собаки нюх острее человека в двенадцать тысяч раз!

- Должна бы найти, - подтвердил дедушка. Он подошёл к огорчённому Ростику и положил ему руку на плечо. - Никак, керосином? - понюхал он воздух.

- Я бабушке помогал наливать, - сказал Ростик.

- Да на себя плеснул?

- Только немного в сандалик попало. Ничего, уже высохло.

- Эх, ты, да ты керосином свой запах отбил. Как же она, собака-пёс, по следу найдёт? Не может она тебя найти.

Ростик приготовился плакать.

Когда Кешины влажные ноздри ожёг едкий запах коровьего стада, он отскочил к забору, но не к тому, где стояла лавочка, а на противоположную сторону. Стадо заполнило улицу. Оно разделило Кешу с Ростиком и двигалось непрерывным грозным потоком. Одна корова, рыжая, опустила голову и мотнула ею в Кешину сторону. Кеша кинулся вдоль забора. Копыта топали по пыли, пыль лезла в нос и в глаза. Пока ещё невидимый и непахнущий, щёлкал кнутом пастух. Острое коровье копыто бухнуло где-то рядом с Кешей. Кеша увернулся. Бежать было некуда - стадо текло, заполнив всю улицу. Кеша вжался в забор. Забор вдруг подался, и Кета провалился внутрь. Куда это? Ах, вот что! Это отворилась калитка. Открылась и закрылась за ним. Кеша постоял молча. Калитка не открывалась. Кеша тихонько царапнул её лапой. Калитка не шелохнулась.

- Откройся, - попросил он.

Калитка и не подумала.

- Ростик! - позвал Кеша.

Но Ростик стоял на лавочке по другую сторону стада и не мог его услышать.

- Собачка! - сказал вдруг чей-то густой, точно шмелиный голос. - Иди сюда, собачка.

Кеша оглянулся. Девочка спрыгнула с гамака, который висел на столбах в глубине двора, и подошла к Кеше.

- Калитка не открывается, - сказал он. - Выпусти меня, пожалуйста. - Он легонечко вильнул хвостом.

- Ты хорошая собачка, - продолжала девочка своим смешным басом. - Ты будешь у меня жить.

- Извини, - сказал Кеша, - но я не могу. Меня ждут. Выпусти меня.

- Ну что ты лаешь? Я тебе бантик повяжу, хочешь?

- Выпусти, выпусти!

- Ты лайка? Что ты всё лаешь? А, понимаю, ты голодная.

«Не понимаешь, - подумал Кеша. - Вот Глеб понимает. Ростик понимает. А ты - нет».

- Идём, идём!

Кеша поплёлся за девочкой в дом. Он слышал, что на улице топот стих, перестало пахнуть молоком и коровьей шерстью. На крыльце он сделал ещё одну попытку:

- Ростик!

Но Ростик в это время наливал бабушке керосин.

Что же делать, что делать?! Есть, конечно, выход - укусить. Чтоб закричала, заплакала и выгнала его эта девочка. Но Кеша не мог. Он не сумел бы объяснить почему. Он не знал просто, что врождённое благородство не позволяет собаке обидеть ребёнка.

Девочка привела Кешу па кухню. Таи на столе стояла сковородка и чем-то аппетитно пахло.

- Вот, - сказала девочка. - Ешь котлеты. Тётя Нора нажарила. А я их не люблю.

Она подняла крышку, ткнула вилкой в котлету и стряхнула её на пол. Кеша съел. Он был очень голоден. Может быть, и не надо бы есть в этом доме, где он все равно не мог оставаться. Может, и не надо бы. Но съел. И даже лизнул половицу, где только что была котлета.

- Ариадна!

Хлопнула дверь, и на кухню вошла пожилая женщина в короткой юбке, в тенниске и в кедах на шерстяной носок.

- Ариадна, откуда на кухне собака?