Лиана Даскалова - Дивные времена [Сказки]

Аист посмотрел на него и кивнул головой в знак приветствия.

— Что ты здесь делаешь один? — спросил ворон. — Почему не улетел с другими?

— Стар я стал! — грустно ответил аист.

Ворон обвёл взглядом коров, встряхнулся и дребезжащим голосом сказал:

— Я тоже стар. Прошлой весной мне стукнуло сто два года, но сила ещё есть. Сколько я перевидал всего за свою жизнь!..

— Ты всё время живёшь здесь, что ты видел! — отозвался аист, оживившись. — А вот я уже двадцать раз обогнул половину земного шара. Отсюда до Египта всё вдоль берега, вдоль берега моря. А там — по побережью океана до Капштадта. Каждый год туда и обратно, осенью и весной, — значит, сорок раз. Я видел людей с чёрной кожей, видел людей с узкими жёлтыми лицами, видел чудных птиц и чудные деревья. О, как тепло сейчас в тех краях! — сказал аист и вздохнул.

— Ты неправ, — возразил ворон, задетый его словами. — Я тоже немало видел и много пережил. Подумай только: мне сто два года! Верно, я не бывал в дальних и неведомых странах, но и здесь было что посмотреть…

— А как славно мы летели! — продолжал аист, не слушая собеседника, — как славно было улетать! Придёт конец августа, и на эти луга со всей округи собираются аисты. Из Железницы, из Годеча, из Еленицы… Молодые хорохорятся, им не терпится пуститься в путь… А мы, старики, даём советы, распекаем, напутствуем… Выберем вожаков, взмахнём крыльями и — прощайте, родные края! Летим, летим, через Балканы, через Родопы, к Эгейскому морю. Сядем на берегу. Берег, бывало, весь побелеет от аистов. А по дороге нагоняем других аистов и сбиваемся в одну стаю, пока нас соберётся столько, что не счесть!.. А какое на юге синее море, какое тёплое небо!..

— Гм, — отозвался ворон, — ты видел разные земли и моря, но никогда не видел зимы, настоящей зимы, когда морозный ветер режет как ножом, а стволы деревьев трескаются от холода. И потом, ты почти ничего не знаешь о прошлом этого края. Некогда эта равнина выглядела совсем иначе. Твои прадеды вили гнёзда вон там, на ивах. И земля была распахана хуже, а люди жили бедно. Они ютились в низеньких домишках, их дети часто умирали. Умирали и взрослые, дохла скотина. Теперь не так. Всё изменилось очень быстро — по вечерам в окрестных сёлах так ярко светят лампы, что нет сил смотреть. Днём в небе гудят самолёты, дороги стали широкие, гладкие и оживлённые. Да, теперь всё совсем другое! — заключил ворон и задумался, погрузившись в воспоминания.

— Ты по крайней мере долго жил, — помолчав, сказал аист, — а я прожил всего двадцать лет. Видно, дни мои сочтены.

— Но почему ты не улетел? Не хватило сил? — спросил ворон.

— У нас есть закон, — сказал аист. — Тот, кто состарился и ослабел, кто знает, что уже не сможет преодолеть огромное расстояние, не имеет права лететь со стаей. Да и зачем мне умирать в чужой стране? Здесь я родился, здесь растил детей, здесь и буду ждать конца.

А если бы я полетел с молодыми птицами, то отстал бы по дороге и был бы им помехой.

— А ты лети один, — посоветовал ворон.

— Нет, мы живём дружно, я не могу лететь отдельно от остальных. Если я полечу один, то пропаду в пути. Или орёл забьёт, или утону в море. — Аист посмотрел на реку, у которой дымился костёр, втянул под себя одну ногу и продолжал. — Если бы не было законов, которым мы подчиняемся, разве мы сумели бы по два раза в год пролетать огромные расстояния? Это ведь нелегко. Нас давно бы истребили хищные птицы, скажем, морские орлы, которые часто нападают на нас.

Ворон снова задумался и ничего не ответил.

С низкого неба начал сыпаться снег. Равнина посерела. Стайка диких уток пролетела невдалеке и скрылась за снежной завесой.

— Где ты проведёшь нынешнюю ночь? — сочувственно спросил ворон.

— Как где? На старой иве, возле села.

— Эх, судьба! — вздохнул ворон. — Я тоже отправляюсь в своё гнездо. А может, и под открытым небом пересплю, вон там, в ивняке.

Я привык к холоду.

— Я думаю не о себе, — сказал аист и встал на обе ноги, — а о своих товарищах. Где они теперь? Увидимся ли мы будущей весной? И всё-таки я могу спокойно умереть, знаю: они вернутся все вместе. Я живу думами о них, а вот у тебя никого нет, ты — совсем один.

— Да, ты прав. У нас каждый живёт сам по себе, и потому мы одиноки и несчастны.

Мне вот не к кому пойти, да никто и не станет заботиться обо мне.

Коровы поплелись куда-то одна за другой, казалось, им надоело пастись. Лошади пошли следом. От реки донёсся сердитый окрик, за густой сетью снежинок мелькнул силуэт пастуха, что бежал к лугу.