Юрий Яковлев - Как Сережа на войну ходил [Сказка]

— Дед! — мальчик энергично потряс спящего солдата за плечо.

— А? Что? Тревога? — пробормотал Дед. И сон как рукой сняло.

— Кто-то ползёт, — шепнул Серёжа.

Дед подхватил лежащий рядом автомат и выглянул из окопа. Некоторое время он, как говорят военные, изучал обстановку. И вдруг тихо, но строго, крикнул во тьму:

— Стой! Кто идёт?

И для острастки лязгнул затвором автомата.

Трава сразу перестала вздрагивать, замерла.

— Стрелять буду! — с угрозой в голосе предупредил Дед.

И тут от земли отделились три фигуры. И густой голос спросил:

— Это ты, Манюшин?

— Он самый! А ты — старшина Волчак, как я понимаю?

— Волчак и есть. Со мной Володя Савичев и Камыкваль. Помнишь новенького с Чукотки?

— Давайте ко мне! — пригласил друзей Дед.

И трое солдат в маскировочных халатах, скрывающих их от зорких глаз врага, пригнувшись, подбежали к окопу и попрыгали вниз.

Друзья обнимали друг друга, хлопали по плечам. Радостно улыбались.

В окопе стало тесно. От ночных гостей пахло махоркой, кожей, ружейным маслом. И ещё от них пахло травой и землёй.

— Как твоя маманя, Володя Савичев? — расспрашивал друзей Дед. — А ты, Камыкваль, письма с Чукотки получаешь?

— Приходит почта… мало-долго.

И тут старшина Волчак спросил Деда:

— Ты-то как здесь очутился? Ведь тебя убили…

— Внук потребовал, чтобы я его на войну сводил. Пришлось подняться. Знакомьтесь.

С этими словами Дед подтолкнул вперёд Серёжу.

— Молодец, сеголеток! — похвалил Серёжу старшина Волчак. — Смотри и запомни, какая она — война. А то все мы погибнем, некому рассказать будет про нас. Верно?!

— Верно-то верно, только пуля-дура не разбирается, где взрослый солдат, а где малец. Тебе не страшно? — спросил Володя Савичев Серёжу.

— Нет! — ответил мальчик. — Только когда солдаты полегли, страшно было.

— Это всегда страшно, даже не таким, как ты, — согласился с мальчиком старшина Волчак.

Все помолчали. Послушали тишину. И тут старшина спросил Деда:

— Что же ты окоп на ничейной земле выкопал?

— Не сориентировался, — ответил Дед. — Решил, что село Кадушкино наше, а оно оказалось у фашистов.

— Отобьём Кадушкино у врага, — твёрдо сказал старшина. — Сейчас разведаем огневые точки… Ну, друг, нам пора. Счастливо оставаться!

— Я с вами! — решительно сказал Дед.

— И я! — подхватил Серёжа.

— Отставить! — скомандовал старшина. — Манюшин пойдёт. А ты, сеголеток, останешься в окопе.

— Подождёшь на берегу, да? Пока мы вернёмся, да? — сказал чукча Камыкваль, хотя здесь никакого берега не было.

— Вперёд! — прозвучала тихая команда старшины.

Четыре разведчика перевалились через бруствер окопа и слились с тёмной ночью. Словно их и не было.

Серёжа остался один.

Так это случилось! Так это произошло!

Всю ночь Серёжа ждал возвращения Деда и его боевых товарищей — старшину Волчака, Володю Савичева и новенького Камыкваля.

Глаза слипались, и несколько раз мальчик засыпал стоя, но солдатский сон короткий — Серёжа тут же просыпался, всматривался в мутную тьму туманной ночи и прислушивался.

Сырой ветер касался его лица, а над головой неподвижно стояли звёзды, словно внимательно наблюдали за тем, что происходит с четырьмя разведчиками.

На рассвете Дед вернулся. Без товарищей. Один.

Выплыл из тумана, с трудом перевалил через бруствер, упал на дно окопа и долго лежал без движения. Серёжа заметил, что рукав дедовской гимнастёрки был тёмным от крови. И вспомнил санитарку, похожую на мать.

Дед лежал с закрытыми глазами и тяжело дышал, ему не хватало воздуха. Серёжа стоял над раненым и всё не решался заговорить. Он никогда не видел Деда таким бледным и бессильным, не знал, как помочь раненому солдату. Никто не научил его этому.

Наконец Дед нашёл в себе силы и оторвал голову от земли.

— Наши все полегли, — хриплым голосом сказал он и тихо застонал от боли. — Сперва на мину наткнулся старшина Волчак. Так рвануло, что костей не соберёшь… Потом обнаружил себя Володя Савичев. Фашист дал длинную очередь. А ему одной пули хватило. Дальше мы поползли вдвоём с Камыквалем. Долго ползли. Всё село Кадушкино исползали по задам. Все огневые точки нанесли на карту. А когда возвращались… фашист три мины выпустил. Камыкваль у меня на руках умер. «Да-алеко-долго до Чукотки», — прошептал и отошёл… Мне тоже осколок достался от тех трёх мин. Плечо, надо думать, перебито…