Рудольф Распе - Приключения барона Мюнхаузена

– Друг, мы спасены! Дорогой земляк, теперь уж мы, наверное, увидим родину! Когда будут срывать плоды?

– Вероятно, на днях…

– Что же с ними сделают?

– Мне рассказывали, что их связывают по нескольку штук вместе, кладут на солнце и ждут, пока они нагреются и улетят. Этот день считается у туземцев большим праздником.

Я узнал всё, что мне было нужно. В день отлёта плодов, когда их связали дюжинами, я потихоньку унёс несколько таких связок. Мы с голландцем привязали их к поясу и стали на солнце. Шары нагрелись, поднялись и понесли нас на запад по направлению ветра… Потом я видел, как голландец опускался всё ниже и ниже, как он упал в море и как его взяли на какой-то корабль. Впоследствии я узнал, что он счастливо возвратился на родину.

Меня же несло всё дальше и дальше, и я уже собирался отвязать несколько шаров, чтобы спуститься на корабль, но побоялся, что не смогу догнать его, так как он плыл в противоположную сторону.

Пока я раздумывал, поднялся страшный ураган, меня закрутило в воздушном потоке, как щепку, и так я кружился три дня и три ночи.

К счастью, я запасся провизией и не умер с голоду. Наконец, однако, этот бешеный вальс совсем закружил мне голову, и я упал без чувств в холодную морскую воду.

Я поплыл и догнал корабль, шедший в семнадцати милях впереди меня. Это оказался турецкий фрегат. Я рассказал на корабле о своих приключениях на острове дикарей, но никто не хотел мне верить. Когда я стал рассказывать о вихре, который носил меня трое суток над морем, капитан пожал плечами и сказал своему соседу:

– Клянусь Магометом, что такого вихря не бывает!

Предположим, что он был язычником и мог клясться, чем ему было угодно, но всё-таки его постигла должная кара.

Мы спали в каютах, как вдруг нас разбудило странное неприятное качание корабля с боку на бок. Корабль носило ветром, который менялся каждую минуту и дул то с запада, то с востока. Такого явления ещё никто из нас не видел. Наконец, с рассветом началась буря. Главная мачта сломалась и раздробила компас. Мы не знали, что делать, тем более что всё вокруг потемнело от сгустившихся туч.

Целый месяц бушевал этот ужасный шторм и носил наш корабль по волнам, как щепку. Все мачты обломились; наш корабль с ужасной силой бросало с волны на волну.

Наконец, шторм затих, и свежий попутный ветер надул наши паруса. Три месяца мы плыли без остановки; прошли за это время немало. Вдруг с нами стало происходить что-то странное, чего мы никак не могли себе объяснить: дышалось легко, чувствовалась какая-то особенная бодрость и подъём духа; отовсюду доносилось чрезвычайно приятное благоухание, и даже море переменило свой цвет – из зелёного стало белым.

Скоро показалась и земля. Мы увидели удобную бухту и вошли в неё. Вместо воды там было очень вкусное молоко.

Мы вышли на берег. Весь остров был не что иное, как огромных размеров сыр. Никогда бы нам это не пришло в голову, если бы не случай.

Был у нас матросик, который питал к сыру какое-то странное, непреодолимое физическое отвращение. На берегу его стало тошнить, и он скоро лишился сознания. Придя в себя, он умолял, чтобы убрали сыр. Осмотревшись внимательно кругом, мы всё поняли: оказалось, что весь остров был одним громадным кругом сыра.

Островитяне питаются только сыром, но то, что они съедают днём, пополняется ночью. Всюду на острове рос виноград, но, когда его выжимали, текло молоко, а не виноградный сок.

Островитяне высоки ростом, больше двух метров, красивы собой и ходят, как люди, несмотря на то, что у них три ноги. У них одна рука, а когда они переходят в зрелый возраст, у них вырастает на лбу рог, которым они очень искусно пользуются. Островитяне гуляют, бегают по поверхности своей молочной гавани так же спокойно, как мы по земле или лугу.

На этом острове-сыре росло много ржи с колосьями в виде огромного мясистого гриба, где лежал печёный хлеб, который можно было брать и есть.

Мы много гуляли по этому чудесному острову и нашли на нём семь молочных рек и две из пива.

На шестнадцатый день пути мы пришли к противоположной стороне острова. Здесь мы наткнулись на громадные равнины заплесневелого сыра, так высоко ценимого знатоками. Вместо сырных червей, как следовало бы ожидать, на этих необозримых равнинах росли превосходные плодовые деревья: персики, абрикосы и многие другие, совершенно нам неизвестные.