Фольклор - Армянские легенды

«Да будет так,» – молвил царь.

«Да будет так,» – ответили всадники.

И вскочив на резвых коней, они помчались на все стороны света, подобные стрелам, пущенным из лука.

А царевна осталась ждать суженого в горном замке своего отца.

Год минул с той поры, как прекрасные юноши пустились по белу свету в поисках Негасимого Огня. Поднялись царь и царевна на самую высокую башню замка, откуда видны были все горные дороги.

«Отец мой, – молвила царевна. – Не видишь ли ты вдали скачущего всадника с Негасимым Огнем?»

«Не одна сотня лет легла мне на плечи, – отвечал царь. – Глаза мои уже не так зорки, как прежде. Быть может ты сможешь разглядеть его вдалеке, дочь моя?»

Долго вглядывалась вдаль царевна, стоя на башне. Наконец она промолвила с грустью:

«Где же они, те прекрасные юноши, что пустились за Негасимым Огнем? Неужели никто не сыщет его для меня, отец?»

«Дочь моя, на пути их встанут многоголовые дэвы и вишапы. Но верю я в силу любви. Жди своего избранника, и он явится к тебе.»

Два года минуло с тех пор, как всадники пустились в путь. Вновь поднялась царевна на высокую башню. Во все четыре стороны всматривалась она с высоты – но ниоткуда не мчался на резвом коне всадник с Негасимым Огнем.

Опечаленная царевна спустилась с башни и спросила отца:

«Отец мой, отчего никто не скачет ко мне с Негасимым Огнем? Неужели не властна уже любовь над опасностями?»

«Не печалься, дочь моя, – отвечал царь. – Далек путь до Негасимого огня. Быть может, спускается он в подземелья Царя Змей с золотыми рогами. Жди своего жениха, нет преград для влюбленных.»

Три года минуло, как пустились всадники в путь. Как птица в клетке металась на высокой башне царевна, вглядываясь вдаль.

«Где же вы, красивые и смелые, что отправились ради меня за Негасимым Огнем? – горько воскликнула она. – Красота моя вянет, как сорванная роза!»

Обессилев от печали, спустилась царевна к отцу.

«Скажи мне отец, – спросила она. – Есть ли дорога назад для того, кто увидел Негасимый Огонь?!»

Ничего не ответил царь, только посмотрел на дочь в великой печали.

Горько заплакала царевна.

«О, прекрасные юноши, – проливая слезы, сказала она. – Если правда то, что все вы погибли, лучше мне обратиться в камень!»

И в том же миг окаменело ее прекрасное тело. Каменными стали ее волосы и руки, губы и глаза. Но из каменных глаз продолжали точиться живые слезы.

И увидя, что случилось с любимым его дитятей, старый царь сам окаменел от горя. Каменной стала его борода, окаменели его могучие плечи и сильные руки, в скорби протянутые к дочери.

А из глаз каменной царевны продолжали литься слезы. И лились они до тех пор, пока вода не начала заливать старый замок. И вот над отцом и дочерью сомкнулась хрустальная вода. А затем поглотила вода сам замок вместе с башнями.

И там, где некогда стоял замок, разлилось чистое горное озеро. И по сию пору можно разглядеть на его дне кровли, стены и башни.

А души храбрых всадников, что погибли в поисках Негасимого Огня, превратились в ночных мотыльков. И стоит лишь зажечь в темноте свечу, как обезумевшие мотыльки слетятся на огонь. И будут они кружиться над огнем и бросаться в него, сгорая.

Так и звучали в крепости сказанья о былом, и люди в ней не знали того, что дух смерти грох уже начертал на челе каждого из них знаки судьбы.

Веселье царило за пиршественными столами, звучал смех и поднимались рога, наполненные красным сладким вином. Часовым, которые не могли покинуть своего поста, бдехш велел отнести вина и угощенья на стены и к воротам.

Звучали песни и смех, а душа бдешха была полна мучительной тревоги. Не знал бдешх, откуда шла эта тревога. Не страшился он скорой гибели в бою. Знал он, что сможет продержать крепость столько, сколько нужно для того, чтобы в стране собрались войска.

И на мгновенье пригрезилось бдешху, что на груди его лежит свернувшаяся черная змея. Тряхнул он головой, и виденье пропало.

«Ужели становлюсь я так стар, что вино бросается мне в голову вместо того, чтобы веселить сердце? – подумал он. – Что же, верно в самую пору приходит ко мне смерть. К чему воину пережить лучшие свои годы?»

Но тревога грызла его сердце, как собака – кость.

А жена бдешха потчевала пирующих, но лицо ее было бледно.

Далеко за полночь разошлись люди по домам. Прав был князь в том, что пир во время войны наполняет мужеством сердца. Сладкий сон, лишенный тревожных сновидений, окутывал воинов. Но был он глубок, очень глубок.