Великан осердился и бросился к своей каморке.
— Иди сюда, — крикнул он Петеру, — прочти-ка все ярлыки: видишь — вон и твое сердце. Видишь как его дергает? Разве так можно сделать из воску?
— Да уж из воску! — дразнил его Петер. — Как ты себе хочешь, а уж ты не колдун: фокусник — пожалуй, только не колдун.
— Да я тебе докажу! — сердито крикнул тот. — Сейчас сам почувствуешь, твое это сердце или нет.
Он проворно расстегнул Петеру камзол, вынул из груди камень, взял из банки настоящее сердце, дохнул на него и ловко положил на место; в ту же минуту Петер почувствовал, как оно забилось.
— Ну что? Теперь каково? — спросил Чурбан с усмешкой.
— Твоя правда! — ответил Петер, тихонько доставая из кармана крестик. — Ну, признаюсь, — я бы никогда не поверил!
— Вот видишь ли, что я настоящий колдун! Однако, давай-ка его назад.
— Позвольте, позвольте! — отстранил его Петер, отступив на шаг и подняв перед ним крестик. — Этого хочешь? Что? Попался? — и он начал читать все молитвы, какие только приходили ему на память.
Чурбан начал ежиться, жаться, сделался совсем маленьким, упал на землю, валялся и вился у него в ногах как червь, и так стонал, что кругом все сердца затрепетали и застучали — точно часы у часовщика. Петеру стало страшно, он выбежал вон из хаты, вскарабкался, сам не помнил потом как, на отвесный обрыв; он слышал как Чурбан поднимался, топал ногами, метался, проклинал его, — но он благополучно добрался до верху и побежал прямо к чаще. Разразилась ужасная буря, гром перекатывался не переставая, молнии направо и налево от него падали на деревья, но он, невредимый, добежал до владений Стеклушки.
Его сердце радостно билось, только потому, что оно опять билось. Но вдруг он с ужасом припомнил всю свою жизнь за последние годы: припомнилась старуха мать, брошенная на произвол нужды, красавица жена, убитая из скупости! Он сам себе казался отверженцем из людей и горько плакал, когда дошел до ели Стеклушки.
Маленький леший сидел под своей елью и курил маленькую трубочку; лицо его было ласковее, веселее.
— О чем ты плачешь, Петер? — спросил он. — Или не получил обратно сердца?
— Ах, тогда я бы не плакал, — вздохнул Петер, — когда у меня в груди лежал камень, глаза мои всегда были сухи, как земля в поле. В том-то и дело, что я получил обратно свое настоящее сердце, и оно разрывается на части, как подумаю, что я наделал. Ведь я людей грабил, да еще травил собаками, а жену — вы ведь сами видели!..
— Петер, ты великий грешник, — торжественно сказал Стеклушка, — деньги и праздность довели тебя до того, что сердце у тебя сделалось каменное, не знало более ни радости, ни горя, ни сострадания, ни раскаяния. Но теперь ты искренно раскаялся, а это много значит. Может быть, я еще могу что-нибудь сделать для тебя.
— Ничего не надо, ничего не хочу! — отвечал Петер и грустно понурил голову. — Для меня все кончено, в жизнь мою мне не радоваться; что мне одному делать на свете? Мать моя никогда меня не простит; да может быть я ее загнал в могилу. Я изверг, чудовище! А Лиза, моя бедная жена! Лучше убейте и меня, господин Стеклушка, — один конец!
— Хорошо, если непременно желаешь — можно. Топор у меня недалеко.
Леший не торопясь выколотил трубочку и спрятал ее в карман, потом встал и медленно ушел за ель. Петер, не переставая плакать, сел на траву; жизнь ему была противна; он равнодушно ждал смертного удара. Немного спустя он услышал за собою шаги. — «Это он идет», — подумал он, и не шевельнулся.
— Оглянись-ка сначала, Петер! — раздался голос Стеклушки.
Он утер глаза, оглянулся — и увидел жену и мать, которые ласково глядели на него.
— Лиза, ты жива? — радостно вскричал он и вскочил, — и ты, матушка? И вы простили меня?
— Они тебя прощают, — ответил за них Стеклушка, — потому что ты искренно раскаялся; все будет забыто. Воротись в отцовскую хату, и будь по-прежнему угольщиком. Если ты хороший человек, ты будешь уважать свое ремесло, и люди будут тебя более любить и почитать, чем если б у тебя было десять бочек с золотом.
Так сказал Стеклушка и простился с ними.
Великолепный дом богача Петера более не существовал: его зажгла молния, и он сгорел дотла, со всеми сокровищами. Но до отцовской хаты было недалеко: все трое направились прямо туда, даже не думая о постигшем их полном разорении. Но как же удивились они, когда, на месте убогой хаты, они нашли красивый, удобный крестьянский домик со всеми принадлежностями, лошадью, коровой, домашней птицей, всякой хозяйственной утварью и запасами! Роскоши — никакой, но все было чисто и удобно.
Читать дальше