Борис Привалов - Петрушка – душа скоморошья [Бывальщина]

— Сперва в яму его, на цепь! — закричал князь. — Не поить, не кормить!

И когда увели Петруху, князь сказал боярину:

— Что батоги! Я ему казнь пострашнее придумал!

…В яме, расположенной под каменными боярскими хоромами, уже сидел на цепи какой-то мужичок.

Петруху приковали за ногу и за руку ко вделанному в стену кольцу.

Сокольничий, которому князь на радостях простил историю со шляпой, самолично проверил работу кузнецов: чтобы цепь крепко держала скомороха.

— Ты нас ещё повеселишь, Петрушка! — весело молвил он. — Посмотрим мы на твои скоморошества!

Сокольничий пнул Петруху ногой, плюнул на него и вышел, заперев на три засова толстую, с набитыми поверх дерева железными полосами, дверь.

Петруха чувствовал себя как-то странно. Он знал, что живым ему отсюда не уйти. Но ужаса перед ожидающей его расправой не было. Может быть, оттого, что дело, о котором он не забывал ни на минуту ни днём ни ночью с самой масленицы — выкуп скоморохов, — теперь было позади. Может быть, потому, что в своём скоморошьем деле Петруха наконец испытал настоящее большое счастье, ощутил свою силу, могущество своих кукол. Скоморох Петрушка уже вырвался из его рук, рук Петрухи, пошёл гулять вместе с ватагами по Руси… Попробуй убей его! Посади его в яму, за тридевять замков!

— Ты что ж, парень, будешь сам скоморох Петрушка? — недоверчиво спросил прикованный мужичок. — Как же это тебя изловили-то, ай-ай-ай!

— Ай-ай-ай! — отозвался Петруха. — Вот точно так и я сказал, когда меня на базаре схватили. Уж очень я на себя надеялся, вот и попался. А ты здесь за какие провинности?

— За волос за седой сижу, — немощным голоском проговорил мужичок. — Я дворовый, боярский. Приказал мне боярин собольи шкуры, все какие есть, перещипать.

— Как — перещипать? — заинтересовался Петруха. — Не ведаю.

— А что такое щипец, ведаешь? Это маленькие этакие щипчики. Ими белые волоски из собольего меха вырывают. Соболь-то, он чем темнее, тем дороже. Вот я и щиплю. День щиплю, другой, неделю, одну, вторую… У меня от этих соболей в глазах рябь пошла. Ну и пропустил один волосок.

— А батогов не хочешь? — голосом Безобразова спросил Петруха.

Мужичок так вздрогнул, что цепь жалобно звякнула.

— Ох и схоже! Ну чисто боярин! Аж дрожь пробила! Да, всё было… И батоги… А теперь вот на цепь посадил боярин-батюшка! Неделю приказал сидеть.

— Тьфу, — сплюнул Петруха. — Слушать тошно. Сажают, аки пса, человека на цепь, а тот злыдня своего батюшкой кличет!

Мужичок испуганно, насколько цепь позволила, отодвинулся от Петрухи, закрестился, забормотал молитву.

Петруха повертелся-повертелся, отыскивая более удобное положение, заснул.

— Господи, прости меня грешного! — истово крестился мужичок, косясь на спящего скомороха. — Меня завтра из ямы выпустят на белый свет, а его смерть лютая ждёт. Я заснуть не могу, а он спокойно сон смотрит. Что ж это за люди, скоморохи, такие, прости меня господи, что даже страху не подвластны?..

…А Петрухе и на самом деле уготована была смерть лютая.

Князь её придумал, а боярин доволен остался: устроить медвежью травлю. Того зверя, которого князь на охоте поймал, каждый день псами травили. Зол зверь стал, за прутья хватался, вся клеть ходуном ходила. Пришлось вторую клетку ставить, а то, не ровен час, вырвется медведь во двор, пойдёт всё крушить на своём пути, не разбирая, где холоп, а где барин.

Челядь всю ночь готовилась к медвежьей потехе. Малый двор возле псарни, который был обнесён бревенчатой стеной в сажень высотою, превратили в арену. Поверх стены устроили балкон. На балконе поставили места для зрителей, устелили лавки коврами, для боярина и князя принесли кресла из хором.

— Пусть-ка даст последнее представление скоморох! — смеялся князь, поднимаясь по лесенке на балкон.

И князь и боярин разрядились, словно к царю на поклон: в золочёных кафтанах, поверх богатые шубы.

Дочка боярская — Князева невеста — так раскрасилась, что и лица не видно: по белой краске нарисовала чёрные брови, красные, яблоками, щёки.

— Вот уж Безобразиха-то, право слово! — шептались меж собой дворовые. — Вечером такую личину увидишь — подумаешь, лешего встретил!

Боярин, который уже с утра немало выпил, приказал принести подогретый мёд.

Слуги поднесли всем сидевшим на балконе кубки и чарки с тягучим золотым напитком.

В калитку втолкнули раскованного Петруху, оставили его посреди арены.

— Бог не выдаст — медведь не съест! — крикнул князь. — Потешь нас, Петрушка!