Борис Привалов - Петрушка – душа скоморошья [Бывальщина]

— Эту куклу, Скомороха, сам делал? — недоверчиво спросил Ерёма. — Ежели сам — молодец. Я такой не видел. У других кукольников Мужик да Цыган. А тут Скоморох — это, Петрушка, лихо задумано. Он по-скоморошьи и говорить должен… Ну-ка, скажи по-кукольному…

Петруха клал под язык пищик-манок, пищал так громко и пронзительно, что в погребную крышку всовывалась голова стражника.

— Говоришь ты гоже, — одобрил Кострюк. — Ишь, манок-то как приспособил! Другие-то просто голос меняют, а ты с писком… Так и надо. Чтоб, если кто раз услышит, — уже не забыл.

— Я плотник, по всем делам охотник! — кричала кукла Скоморох.

— Вот тебе ещё присказка, — вспомнил Ерёма, — может, сгодится:

— Нужно тебе сделать Цыгана, Лошадь и Собаку, — решил Кострюк. — Без них какой же ты кукольник…

Вся яма занималась Петрухиными куклами. Наскребли глину со стены, отыскали лоскутьев, даже краски раздобыли с базара.

— Скоморох твой, — говорил Кострюк, — задира и зубоскал, плут, проныра. Себя обманывать не даёт. Про всех всё знает. Вот смекай, как он каждый раз себя вести должен.

— Мы, помню, одно время с личинами работали, — сказал Ерёма. — Маски у нас были разные — купчина, цыган, царь вавилонский. Каждый раз нужно было про себя забывать, помнить, что ты купчина, либо царь… Так и в кукольной комедии помни, Петрушка, кто ты есть. Скоморох у тебя свой голос имеет. Стражник или там поп тоже должны каждый своим голосом разговаривать.

Под вечер, когда в яму спускалась такая темень, что хоть глаз выколи, беседа скучнела, сосед словно исчезал во мраке, каждый оставался в одиночестве, наедине со своими думами.

Но было у сидящих в земляной норе людей одно общее желание — песня. Она лежала у каждого на сердце; казалось, выпусти её на волю — и горе станет меньше, думы радостнее. Да не вырваться песне на свободу, если запевалы нет. Эх, нашёлся бы запевала, а подголосков хватит!

Именно в эти мгновения, когда молчания никто не смел нарушить, а песня уже мешала дышать, рвалась из горла, Петруха запевал высоким тенорком:

Двое-трое, те кто посмелее да поувереннее, пристраивались к нему сразу, затем подхватывало ещё несколько человек. Люди, зажатые со всех сторон глиной да землёй, пели о широте родных просторов, и хор их был так могуч, что, казалось, даже мокрые стены ямы в эти мгновения раздвигались.

Стражники откидывали крышку в потолке. Может, им хотелось послушать песню, а может, они боялись: не дашь звуку выхода — он и всю с подклетью избу на воздух поднимет…

— Надо Петрухе юбку сделать, — сказал как-то раз Ерёма. — Было мне ночью видение, что нам нынче беспременно удастся с базара обруч от бочки принести… Верна примета: сивая лошадь гуляла по небу, звёзды ела…

И хотя обруч от бочки раздобыли только на следующий день, когда пошли в связке Кострюк с Ерёмой, но тем не менее Ерёма хвалился целый день, что его примета оправдалась.

Юбка и обруч для кукольника — это, после кукол, самое главное. Надевает кукольник поверх своей одежды мешок-юбку, подпоясывается покрепче. «Юбка» поднимается вверх и закрепляется на обруче. Если посмотреть на такого человека издали, можно его за вазу принять. Только у вазы — две ноги. Да в материи дырки проделаны — для глаз. Но как же руки освободить? Они для кукол нужны. А кто ж тогда будет обруч держать?

Кукольники выход нашли: к поясу скомороха две палки-распорки прикрепляются — они-то и держат обруч над головой. А обруч держит юбку. Руки свободны. И вот уже над краем ширмы появилась одна кукла, другая…

У Петрухи не сразу всё ладно получалось. То обруч кособочился, то палки-распорки соскакивали, то рукава за что-нибудь зацеплялись, и приходилось сооружение строить заново.

Но к вечеру, с помощью скоморохов, он научился быстро всё собирать и разбирать.

— Завтра пойдём в связке, — сказал Кострюк, — ты представлять будешь.

— Как же так? Ведь мы ж оба будем к цепи прикованы? — удивился Петруха.

— Так руки-то у тебя свободны! — засмеялся Ерёма. — Да и я пособлю!

Стражники уважали скоморохов — ведь больше, чем Кострюк с Ерёмой, никто на базаре не зарабатывал. Значит, и стражникам доход. А кто больше денег приносил, тот и ценился дороже.

— Весёлые люди, бесовское отродье! — довольно потирая руки, говорили стражники. — С ними трезвый не будешь — всегда алтын в кармане!