Автор Неизвестен: Про Ивана Хвата, русского солдата

Все, конечное дело, легли тама вповалку. Даже колдуну смешно сделалось, так что он зубы свои лошадиные ощерил.

Перестал Иван шута из себя изображать, посмотрел на нехристя этого с прищуром, да и говорит предприимчиво:

— Ну что, любитель зла, как видишь, я твоего угощения отведал, не побоялся. Отведай теперь и ты моего…

И вытаскивает из ранца своего холщового… мыла кусок, да его колдуну и протягивает. Тот мыло увидал, побурел как рак и под хохот громогласный почал его жрать. А солдат взял в пиво пороху, табаку намешал толику зело немалую и подаёт кружищу колдуну, чтобы тот мыло запивал.

Насилу доел да допил угощеньица солдатского этот лихоманец, а потом за брюхо он схватился и стрелою вон выхватился. Только его там и видали.

А и не жалко было ни мало. Хмурая-то рожа на свадьбе не дюже гожа. Там веселье подавай — пой, пляши и наливай!

Попировал Иван на свадьбе той в своё удовольствие, да и далее себе пошёл. И приключилася с нашим отставником оказия одна вскоре. Проходил он ввечеру́ лесом дремучим, а тут глядь — раскудрить твою в раскаряку! — шестеро мордоворотов из чащобы выскакивают. Ивана они враз окружают, а сами злые такие, мордастые, всклокоченные — на разбойников очень похожие. У всех в руках дубьё да рогатины, чуток не так рыпнешься — тут тебе и мат!

— Ты кто такой, а? — рявкнул самый нахальный из негодяев, всенепременно, что ихний главарь, — Пошто по лесу нашему блукаешь? Рази ж ты не знаешь, что тут деньга за проход взимается? А ну-ка, вывёртывай, давай, карманы да сапоги живо сымай! Ну!

И дубиной суковатой на вояку нашего замахнулся.

Ну, тот-то не слишком и оробел — и не в таких ведь бывал он переделках. А всё же одному супротив полдюжины как сдюжить? У них вон в руках дреколье, а у Ивана кулаки лишь голые…

— Ну что же, — чешет солдатик непужливый себе затылок, — коли надо, могу и заплатить. Сапоги у меня новые, ноги лишь мне натёрли. Берите, не жалко. А насчёт деньжат, — и он рубль вынает из кармана, — так у меня рубе́ль имеется серебряный, да не простой, а вона какой!

— И чего ж в нём такого особенного? — удивляется главарь, глаза на солдатов кругляк вылупляя, — Эка невидаль! Вовсе он у тебя обыкновенный…

— Э, нет, — качает головой Ванька, — энта деньга волшебная. Рупь неразменный! Мне его это… в Туретчине один колдун заговорил. Кому его за чё-нибудь ни дай — завсегда ко мне возвращается. Ага.

— Врёшь! — оторопел верзила, слюну глотая. — Быть того не могёт! Сочиняешь!

Да и прочие лиходеи изобразили на рожах удивление: захмыкали они, закрякали, загундели да забухтели — и верили такому диву и в то же время не верили…

— А давай-ка проверим, — предлагает ветеран боевой, не моргнув глазом, — Я те рубе́ль отдам, а ты мне какую-нибудь нефиговину… да вот эту палку хотя бы, — и он на дубину главарёву указывает, — Убедишься враз, что деньга сия к хозяину возвертается.

— Хэ! — осклабился разбойник, — А чо — годно. Но смотри у меня, коли ты посмеяться над нами вздумал — то сразу тебе тут и каюк! Кидай, давай, сюда рубль!

Подкинул Иван монету свою серебряную, и та, звеня, над башкою главарёвой взлетела. И едва лишь верзила лапой волосатой её цапнул, как Ваня дубину из его длани — хвать. Крутанулся он молниеносно, да так огрел татя его же дубиною по маклыге, что тот с ног долой брык — и копыта откинул.

Остатние пятеро лихоманцев попытались было на Ивана напасть да с ним расквитаться — да куда там. Известно ведь — русский солдат супостату не брат! — ни вашим, ни нашим не сравняться с ним в рукопашной. И минуты даже не пролетело, как отметелил Ваня всех злодеев: такого они от него стрекача задали, что только пятки засверкали. Добро ещё, что был он хромой, в беге не дюже спорый, а то бы расплатилися они за разбой головой.

Да и так ладно — глядишь, ужо не будет повадно.

Поднял Иван рубль свой, из лапищи главарёвой выпавший, в карман его поклал и таково сказал:

— Ну вот, как я и говорил, так оно и случилось — имение моё ко мне возвратилось. Рупь сей ведь не простой, а заслуженный, и думан он не для воровских душ.

Крякнул служивый, разгладил свои усы и далее идти навострился. А уже стемнело-то почти. И вот шёл солдат по дороженьке той нехоженой, да и заблудился. Вроде как сбился он с невидного пути. Но на его счастье месяц тут из-за туч выглянул. Узрел Иван тропиночку невеликую и по ней вперёд двинул. Да приходит вскорости на берег озера лесного. А озеро такое тихое, кувшинками по берегам покрытое и в обе стороны зело вытянутое. Смотрит наш ходок, а посередь водной преграды сей широкой на ту сторону перекинут мосток, из брёвнышек кем-то сколоченный. Невысоко, значит, этак над водою…