Но то ли охотничье счастье ему изменило, то ли что-то случилось в лесу — кабаны и олени перестали попадаться на его пути. Тигр не был жаден на еду и мог голодать подолгу. Однако на этот раз пост слишком затянулся.
— Ты не знаешь, Пять Полосок, — спросил Бурундука Тигр, — куда девались кабаны и олени? Никак не пойму.
— А ты взгляни вверх! — грустно ответил Бурундук.
Тигр поднял голову и тут только заметил то, чего раньше, занятый самим собой, не замечал.
Еще не наступила пора листопада, а на многих деревьях не было листвы. Однако на голых ветках что-то шевелилось.
И когда Тигр рассмотрел, что это шевелится, он, ничего не боявшийся, почувствовал, что ему страшно. Страшно и гадко. На голых ветках покачивались гусеницы, словно маленькие змееныши, вставшие на хвосты.
Полчища гусениц погубили листву и теперь выглядывали, что им еще можно съесть.
— Нашествие многоногих! — чуть слышно процокал Бурундук. — Их некому остановить — ты прогнал птиц и муравьев. Они, как пожар, все погубят. Желудей не будет, орехов не будет…
— Меня не интересуют орехи и желуди, — оборвал Бурундука Тигр. — Моя добыча — кабаны и олени.
— Да ты что? Не знаешь лесного закона? — удивился Бурундук. — Не будет орехов и желудей —.не будет корма кабанам и оленям — не будет и тебе добычи. Сам видишь, они ушли.
— А ты почему не ушел?
— У меня в норке еще сохранились прошлогодние орехи. Отборные, червивых я не беру. Кончатся мои запасы, и я уйду. Ты тоже уйдешь. Лесной закон говорит, что все мы…
— Не признаю никаких ваших законов! — зарычал Тигр. — Я сам себе закон! И никуда я не уйду!
Ведь не ушел же он в самую трудную для него зимнюю пору. Все его родичи живут в теплых странах. Он, единственный из тигров, ходит зимой по снегу.
Мартовский наст — волчий снег. Их, легконогих, он держит. А под грузным тигром проваливается, и льдистая корочка режет лапы в кровь. Легко ли ходить на израненных лапах, оставляя на снегу кровавые следы? Но он не ушел, потому что здесь его родной дом. А сейчас в родном лесу стало голодно, тоскливо и тихо. Ни птичьих голосов, ни хруста сучка под копытом оленя, ни топота кабаньего стада.
Опустив голову, Тигр постоял возле затихшего муравейника. Раньше здесь суетились муравьи: строители, няньки, грузчики… Сейчас дом из хвоинок был пуст. Ушли!
Пять Полосок сказал: «Ты тоже уйдешь!» Неужели, прогнав птиц и козявок, он прогнал из леса и самого себя? Если он останется, то протянет лапы от голода.
В траве возле ручья прыгали лягушки. Голодный Тигр, придавив лапой, поймал лягушку и с отвращением проглотил.
На другой день Тигр снова появился у ручья. Но догадливые лягушки дружно бултыхнулись в воду.
— Спасайтесь! Это он! Это тигр-лягушатник!!
Старая бабушка-лягушка, прежде чем нырнуть, погрозила Полосатому лапкой и проквакала:
— До чего дошел! За лягушками охотится. И тебе не стыдно? А еще тигр…
Да, Тигру было стыдно. Очень стыдно. Но ему нестерпимо хотелось есть.
Полосатый снова завел разговор с Бурундуком:
— Ты не мог бы, Пять Полосок, передать им… ну, тем… то есть этим… ты понимаешь, о ком я говорю… чтобы они вернулись? Я ничего не имею против. Я даже соскучился без них.
— Они не вернутся, пока ты не извинишься, — сказал Бурундук.
Извиниться ему, Тигру?! Да он так горд, что, промахнувшись — это, правда, случается крайне редко, — не повторяет прыжка, а срывает свою злость на дереве, царапая кору когтями… И перед кем извиняться?
Тигр залег под деревом, положил морду на лапы и зажмурился. Он будет спать. Спящего не так мучает голод. А может, он увидит во сне молодого оленя или жирную свинью?
Но Тигру приснилась гусеница. Толстая, длинная, как его хвост. Она шипела по-змеиному: «Всех съем! И тебя съем!»
Тигр проснулся от щелчка по лбу. Это Бурундук, бегая по ветке, бросил в него орех.
— Ты можешь спать, когда твой лес, наш лес погибает? Я знаю, ты гордый. Но пересиль себя, шепни словечко ручью. Он быстрый и далеко бежит, он передаст кому надо.
Вечером, придя на водопой, Тигр долго всматривался в свое отражение. Все еще красив, хотя сильно похудел. Когда лесу плохо, всем плохо.
Тигр тяжело вздохнул и низко-низко наклонился к воде.
Что сказал Тигр, кроме ручья, никто не слышал. Но должно быть, что-то необыкновенное, потому что ручей от удивления так высоко подпрыгнул, что чуть было не выплеснулся из берегов.
Читать дальше