Георгий Юдин: Спасенная душа [Рассказы. Сказки. Притчи]

Ну вот, а на эту Масленицу пришли отец с матерью с шумного уличного веселья румяные, все в снегу и с порога Илюше, словно обухом по лбу:

— Слыхал? Улита наша под венец нынче идет!

— Какая Улита? — не понял Илья.

— Да какая ж еще? Аль забыл, кто тебе землянику в лопушке приносил?

— А… жених кто? — глухо спросил Илья.

— Да с того берега какой-то. Говорят, рыжий да конопатый, будто клопами засиженный. Одно слово — непутевый. Да они там все такие.

— Кто ж меня теперь жалеть-то будет? — чуть слышно прошептал Илья.

— Как кто? — ахнула мать. — А мы с отцом не в счет? А Господь? Он всех любит.

— Как же, «любит»!! — взревел вдруг Илья так страшно, что батюшка с матушкой, будто громом пораженные, на пол повалились. — Если Он меня так любит, за что же наказывает?! Двадцать лет я колода колодой! За какие грехи?! Если же Он без вины надо мной потешается, то и я Его из души вон вырву. И тут безумец, бесом ослепленный, рванул с себя крест нательный и что есть мочи в дверь швырнул.

Испуганной ласточкой метнулся медный крестик с порванной бечевкой и у самой двери вдруг замер в воздухе. Илья от этого чуда будто немой сделался, рот разевает, а слова в горле стоят. Оглянулся беспомощно на родителей своих, а они, сердечные, тихо, не шевелясь, на досках лежат, будто спящие.

— Ах, Илья, Илья! Вот до чего ты в печали своей дошел, — вдруг невесть откуда раздался тихий голос.

— Кто здесь? — вздрогнул Илья.

И тотчас в том месте, где его крестик неподвижно застыл, воздух стал нежно-белым, как облачко на небе, а из облачка этого мягко шагнул к Илье чудный, светлый образом незнакомец. Высокий, стройный, лицо молодое, безусое еще и нежное, будто девичье. Глаза темные, глубокие и печальные-печальные. Такие только у святых на иконах бывают да у великих страдальцев.

«Как же он сквозь запертую дверь-то прошел? — молнией пронеслось в голове у Ильи. — А на шапке-то ни снежинки, а ведь метет на дворе!»

И в самом деле, на черной княжеской шапке незнакомца, отороченной черной лисой, вместо снега искрились жемчужные узорочья. И на золотой княжеской мантии, наброшенной поверх багряного, цвета крови кафтана, снега тоже не было.

«Что за наваждение? — оторопело думал Илья. — Да кто ж это такой?»

— Я князь Глеб, — тихо молвил гость, — сын великого князя Владимира.

— Да быть того не может! Уже сто лет минуло, как Глеба Святополк окаянный убил!

Молодой князь отвел левую руку с груди, и увидел Илья прямо под его сердцем страшную, смертную рану от широкого кожа.

— Ну, теперь веришь ли? — печально спросил мученик. — Видишь — убит я братом своим, но милостью Божьей вечной жизни удостоен и с тобой говорить могу.

— Да как же это? — поразился Илья. — Да за что мне милость такая — со святым говорить?!

— Трудно тебе, укрепить тебя пришел… Знаешь ли ты, что твое имя значит? Крепость Божия! А какая же ты крепость, ежели унынию поддался? Тяжкая это болезнь, начало злоумия. Вот уж и Бога корил.

— Да, корил, — набычился Илья, — и тебя вот, князь, спросить хочу. Ответь мне, если знаешь: за что меня Господь калекой сделал и к лавке пригвоздил?

— Никто не знает и никому не дано знать, почему Господь посылает ту или иную скорбь и несчастье, но думаю, что они посылаются по грехам нашим.

— Да какие же у меня, младенца, молоко еще сосущего, грехи были?! — сжав кулаки, гневно крикнул Илья.

Князь внимательно посмотрел на него и тихо сказал:

— Быть может, Бог тебя от несотворенных грехов спасает. Видно, не на пользу было бы тебе здоровье.

— Каких таких несотворенных грехов?!

— Вспомни, как ты будто котел со смолой кипящей клокотал, когда левобережные молодцы муромских на Оке били? Была б в твоих руках и ногах сила, ты бы, долго не раздумывая, сколько жизней почем зря загубил?

Илья сумрачно глянул на свои пудовые кулаки.

— А сегодня, — мягко продолжал Глеб, — что ты подумал о женихе Улиты?

— Я б его, сморчка, если б здоров был, по самые конопатые уши в землю вбил, — тяжело вздохнул Илья.

— Вот и еще одну невинную душу загубил бы. Говорю тебе: в ком злоба и ярость — там прибежище сатаны, а в ком любовь, надежда и вера, в том Христос живет. К тому лукавый не прикоснется.

Утишился Илья, молчит.

— Не унывай много, — улыбнулся Глеб, — и наказания Господня не отвергай и не тяготись обличением Его. Ибо кого любит Господь, того наказывает и благоволит к тому, как отец к сыну своему.