— Становись-ка в третий раз передо мной — теперь уже выстрелю я как следует — не промахнусь.
Видит Настасья — недоброе муж замышляет; упала перед ним на колени, просит, молит:
— Прости мне, Дунаюшка, похвальбу мою неразумную, побей меня, накажи — только не казни лютой смертью!
Не слушает Дунай, крепкий лук натягивает и пустил стрелу Настасье прямо в темечко, и не охнула бедная, как сноп на землю повалилась.
Спохватился тут Дунай: жалко ему стало молодой жены своей.
— Погубил я душу невинную; пусть же там, где пала головушка белой лебеди, и сокол ясный голову свою сложит!
Взял Дунай свой острый меч и пронзил им свою грудь белую.
И потекла Дунай-река от крови его богатырской, а от крови Настасьи другая потекла быстрая реченька: одна река в другую вливается, на быстрые ручейки распадаются, по земле светлыми струйками разливаются.
Под старым городом Муромом, среди лесов дремучих да болот и топей непроходимых, жил в богатом селе Карачарове исправный крестьянин Иван Тимофеевич с женою своей Евфросиньею Яковлевной.
Под старость уже послал им господь бог сынка, которого они назвали Ильею. Всем бы взял Ильюша: был он и здоров, и крепок, и разумом вышел — одно горе — не владел он ни руками, ни ногами, сидел сиднем тридцать лет.
Сидит однажды Илья в избе один-одинешенек; пора была летняя, страдная; все ушли работать на дальнее поле; сидит Илья, об своей участи горькой раздумывает и слышит, подходят под окна его избы двое калик перехожих [6] Калики перехожие — странники.
. Стучатся калики в окно:
— Отвори-ка нам дверь, Илья Муромец, пусти к себе в дом калик перехожих отдохнуть по пути.
Отвечает Илья:
— Не могу я, божьи люди, с места сдвинуться, ворот отворить: сижу я сиднем вот уже тридцать лет; не владею ни руками, ни ногами.
Но повторяют калики свою просьбу и во второй, и в третий раз. Шевельнулся Илья на печи: что за диво! Чувствует, что может встать; резвые ноженьки его держат, руками он владеет.
Вскочил Илья живо с печи, отворяет каликам ворота, в дом их к себе ведет.
Говорят ему калики:
— Принеси нам испить!
— Добрые люди, — отвечает Илья, — ведь я без рук, без ног!
— Иди себе, иди, Илья Иванович! нас не обманывай!
Пошел Илья в погреб; налил чару зелена вина в полтора ведра, приносит каликам. Дали калики Илье испить того вина, спрашивают Илью:
— Много ли в себе чувствуешь силушки?
— Кабы был от земли столб до неба, а в столбе кольцо золотое, — говорит Илья, — взял бы я за это кольцо, всю бы землю разом перевернул.
Переглянулись калики:
— А ну, Илья, принеси нам еще чашу бражки.
Пошел Илья в погреб; идет, по дороге за дуб хватится — дуб с корнем из земли вырвет, ноги у него по колена в земле вязнут. Принес он браги; дали ему еще выпить калики.
— Сколько теперь, Илья, чувствуешь в себе силушки?
— Божьи люди, теперь во мне силушки половинушка!
— Довольно с тебя и этой силушки, — говорят калики, — будешь ты, Илья, великим богатырем, и смерть тебе в бою не написана; смело можешь выходить в бой со всяким богатырем, не бейся только со Святогором-богатырем — его и сама земля через силу носит, не бейся с Самсоном великим — его стерегут ангелы божьи, не затевай борьбы с родом Микулы Селяниновича — его любит мать земля сырая; не трогай Вольгу Святославича — этот, если силой не возьмет, одолеет тебя хитростью-мудростью.
— Слушай еще, как достать себе коня богатырского: пойди ты в чистое поле, купи первого жеребчика, какого встретишь, поставь его у себя в конюшне на три месяца, откорми пшеницей белояровой. Через три месяца выводи коня по саду в три ночи, вываляй в трех росах утренних, подведи к высокому тыну; как научится конь тын высокий перескакивать по ту и по другую сторону — поезжай на нем куда хочешь.
Тут простились калики с Ильею и скрылись из глаз. Заснул Илья по их уходе крепким сном богатырским; спал ни много ни мало целых двенадцать дней.
Пришли домой с работы родители и сестры Ильевы, увидели, что Илья руками, ногами владеет, изумились, глазам своим не верят, плачут от радости.
Читать дальше