Любовь Чабина - Сказки-притчи для детей и не только

– Не-а, какой ад – нас в него не пустят!

– Почему?

– Наша деревня знаешь, как называется? Неосуждайка! Мы сами никого не судим, и судимы потому не будем! А грехов у нас, ты прав, видимо-невидимо!

– А как царёва дочь с тобой жить тут умудряется?

– Вот именно «умудряется» – каждую минуту всё мудрее и мудрее становится, на нас глядючи! Вот и она, моя Несмеяночка!

Печь вошла в расступившиеся стены избы и встала на место. Подбежала писаная красавица, помогла Емеле с Николаем с печи спуститься, за стол пригласила. В избе – чисто, красиво, в углу иконы, а перед ними лампадка теплится.

За столом хозяйка поведала Коле о своём житье-бытье:

– Я, когда во дворце жила, шибко была капризная. Ничего мне не нравилось, всё я перепробовала. Ску-у-ушно стало, тоскливо. Психологи сказали, что у меня депрессия и назначили смехотерапию. Царь-батюшка и кликнул клич: «Кто рассмешит, тот на ней и женится!»

Женихи пошли – клоун за клоуном, жулик за жуликом, прохиндей за прохиндеем! Смотрю я на них, и всё тоскливее мне становится. Плачу от грусти-печали, остановиться не могу! Вижу ведь, что всем им на меня наплевать, что им только полцарства нашего надо. А тут вдруг Емеля приезжает, да так посмотрел! На меня посмотрел, слышишь, а не на карту государства нашего! Я аж засмеялась от радости!

Он у меня, хоть и лентяй, да добрый, отзывчивый. Тут, почитай, вся деревня такая – ты на мусор шибко-то не смотри, главное у них в сердце спрятано. Они добрые, ни перед кем не гордятся, во всех хорошее только и видят, никого не осуждают, зла ни на кого держать не умеют. А из-за грехов своих они и в этой жизни с утра до ночи порой маются и никого, кроме себя, не винят при этом.

Я одна нет-нет да и разворчусь на Емелюшку своего, когда намусорит порой. Мелкий мусор по щучьему велению не убирается, а я к венику не приучена. Вот и ругаюсь! А потом как вспомню, что я хуже, избалованнее их всех, а сама других сужу, так и заплачу горькими слезами.

– Почему?

– Потому что суда мне не миновать! Я же сужу-осуждаю! А им суд вовсе не грозит! Поживи с нами немного, сам убедишься!

– Спасибо, Несмеяна, но мне идти надо, меня МАМА ждёт!

– Что ж, мама – это святое! Емеля! Дай повозку какую-нибудь! Колю до станции довезти надобно.

Вскоре Коля, вцепившись обеими руками в борта носилок, нёсся над дорогой в ведомом только Емеле да носилкам направлении.

В это время Иван и Философ, озябшие и уставшие от долгого пути, наконец-то вступили на городские асфальтовые тротуары. Город холодно встретил путников противным моросящим дождём.

Но Философу даже погода не могла испортить прекрасного настроения:

– Ничего, Вань, сейчас до тётки доберёмся, нас чай горячий согреет, щи наваристые подкрепят, ванна усталость смоет!

– Баня усталость смывает, – поправил друга Иван.

– Какая баня?

– В какой моются! Какая ещё? В наших краях самые лучшие бани у Баб-ёг: вода сама нагревается, потом сама в тазики набирается, а захочешь – дождиком на голову польётся! Веники тоже самостоятельные, но им лучше не доверять – они меры не знают, поэтому вручную париться надёжнее. Эх, встретить бы сейчас хоть одну Бабу-ягу! – размечтался Иванушка.

– Зачем Баба-яга? У моей тётки вода тоже сама и греется, и наливается, и дождём льётся! Придём – сам посмотришь!

– Нет, Философ, помяни моё слово: если баня волшебная, значит, тётка твоя или Баба-яга или родственница её! Ой, какие большие окна в складе! – резко сменил тему Иван, увидев роскошный универсам.

– Это не окна и не склад, это витрина магазина.

– Столько вещей! Все продаются?

– Ага.

– Надо же, а нам и не надо ничего! Страсть, сколько бесполезного на свете белом бывает!

– Всё купят! А вот и пришли!

Вошли путешественники в серый многоэтажный дом, стали подниматься по узким заплёванным ступенькам.

– Странная лествица – к небесам, а как загажена! – не удержался Иван.

– «Лествица» к небесам в твоей книжке описана, а эта описана вполне физически. Она к дому ведёт.

– Он же не влезет в эти стены!

– Дом – не влезет, а вход в квартиру – вполне поместится. Вот и он, кстати. О, двери новые!

Железная дверь напоминала замурованный вход в каменную пещеру. Только Иван хотел постучать, как Философ лёгким нажатием пальца заставил нежно пиликнуть звонок.

Ждут-ждут, в ответ – тишина.

Позвонили ещё и ещё. Потом постучали. За дверью послышались шаги, точечка-глазок в центре двери посветлела, потом потемнела, и тут же стало слышно, что шаги зашаркали назад – вглубь жилища.