Вакели - Невероятные истории

– Пластинок много? – лысый указал бровями на рюкзак.

– Штук тридцать: Ян Кипура, Джили, Карузо. Есть танцевальная: танго, фокстроты, вальсы. Даже чарльстон есть…

– У вас все здоровы? Заразу не занесёте?

– Больных нет, слово даю, – Седой приподнял ладонь, ударил себя в грудь.

Лысый обернулся, велел кому-то:

– Отзови собак.

Глянул ещё раз на патефон:

– Ведите своих. Завтра у нас «завод», сливянку будем гнать. Устроим танцы под вашу музыку. Пару дней поживёте на выселках – вон тот дом пустует, после поглядим. Если честные люди, примем в общину.

Пока Седой поднимал табор, я сменил пластинку, завёл пружину; ветерок подхватил мелодию и закружил в вальсе над черепицей обретённого крова…

Много чуднóго поведал мне старичок с лукавыми глазами, когда, дожидаясь зова лягушки, коротали мы вечерние часы у продымлённого очага. К знахарю определил меня лысый староста: наутро после «завода», придерживая ладонью больную голову, брёл я к источнику – напиться. На площади толпились селяне. Седой размахивал руками, втолковывал лысому:

– Таскать сено в обход – ослиный труд! Вон на том уступе закрепим один конец, второй возле овчарни; сколотим поддон, подвесим на ролике, внизу барабан поставим, наверху блок. Вот тебе и канатная дорога…

Лысый приметил меня:

– А, музыкант. Свинья ты порядочная, приклеил мне кличку, только и слышу: Кишмиш да Кишмиш. Что, головка болит? Пить не умеешь. Иди на кухню, поешь горячего. После возвращайся, потолкуем.

На кухне наша Цуца на пару с толстой тёткой ворочала котлы.

– Бедный Шопенчик, похмельем мучается. Садись, похлёбку налью, с фасолью, с картошечкой.

После похлёбки Цуца силком влила в меня чарку сливянки. Повеселев, я вернулся к обществу. Седой орал, указывая на низ террасы:

– Там нагорную канавку выроем, облицуем плитняком, в той выемке сложим бассейн – вот тебе и запас воды для скота. Дальше: глина, известняк рядом есть?

Кишмиш отгородился ладонями:

– Ладно, ладно. Дам тебе людей, хочешь – копай, хочешь – засыпай обратно. Вот псих явился на мою голову. Эй, Шопен, поди сюда. Граммофон крутить – дело хорошее, а что-нибудь ещё умеешь?

– Да. Играю на арфе.

– Вот тебе раз. Где я, например, арфу возьму? У нас всё больше пандури [2] Струнный музыкальный инструмент. и ствири [3] Волынка. в ходу. Что же тебе, без дела болтаться? Мда… Эй, люди, – лысый повернулся к народу, – Луку кто видел? Где Лука?

– Здесь я, – низенький, брови космами, в овчинной безрукавке, продвинулся вперёд.

Кишмиш уложил ладонь мне на руку:

– Вот что, музыкант. Дед Лука – знахарь наш и немного колдун. Ступай к нему в обучение – может, какая польза от тебя случится.

Древнее дарбази [4] Жилище с уступчатым сводом и очагом в центре, целиком, либо частично вырубленное в склоне горы. колдуна стояло особняком у отвесной скалы, что отделяла село от горной гряды. Крытые дубовым гонтом бревенчатые стены углом приставали к каменному надолбу. В скале вырублены каморы, зал с очагом и материнским столбом [5] Материнский столб – центральная опора в грузинском жилище. посерёдке. Лука очертил рукой:

– Отец мой здесь жил, дед мой и прадед, прозвище наше – Каланди [6] Каланди (каланда) – Новый год, новогодний. . Сам я без наследника, коли придёшься по сердцу – тебе хоромы оставлю.

Я оглядел жильё: по балкам связки кореньев, сушёных плодов; на рогожах расстелены травы. Столешница заставлена ступами, горшками, долблёнными из камня плошками. В нишах дубовые лежаки, под самым сводом мутное оконце. У очага широкая лавка. На перекладине круглит глаза совёнок.

– Это Когти, – Лука усадил птенца не плечо. – Ещё Чинка у нас живёт, домовой. Видать, схоронился, он чужаков стесняется. Ничего, сдружитесь. Выбирай ложе. Утром и в обед столуемся на сельской кухне, а по вечерам мы с тобой будем здесь перекусывать, ждать луну.

– Зачем луну ждать?

– Плоды, ягоды, корешки, листву собираем днём, ибо солнце напитывает их живительным огнём; а целебные травы силу черпают от лунного света, вот и ходим за ними ночью: первой луну видит форель, затаившись в спящей воде, второй – лягушка и подаёт нам знак. Пойдём наружу.

Обойдя слоистый выступ, мы вышли к колодцу, в заросли остролиста.

– Отсюда наше хозяйство начинается, – Лука указал на восток. – Тропка, что берёт начало у скалы, ведёт к лесу: видишь, там можжевельник меж каменьев проглядывает, дальше роща пихтовая, дубки, а за ними стеной деревья. Лес на гору карабкается, после луга тянутся, а по ту сторону к водопадам проход, к Белым камням.