Туве Янссон - Мемуары папы Муми-тролля

– Что такое «отратительный»? – спросил я.

– Ясное дело, отвратительный, – отвечал Клипдасс.

– А тебе нравятся воспитательные игры? – осторожно спросил Фредриксон.

– Ужасно нравятся! – сказал Клипдасс.

Я сел, слегка ошарашенный.

– Будь добр, разверни пакет! – крикнул Шнырёк.

Клипдасс торжественно перегрыз веревочку, и все увидели фотографию тетки Хемулихи в полный рост: тетка Хемулихи – королева клипдассов.

– Нос у нее вовсе не съеден! – воскликнул Шнырёк. – Как я счастлив! Вот здорово!

– Дорогой, взгляни на раму, – сказала Сос.

Мы все взглянули на раму и ахнули. Она была из настоящего испанского золота с розами из топазов и хризолитов по углам. У самой фотографии шла полоска бриллиантов (обратная сторона была украшена простенькой бирюзой).

– Как ты думаешь, можно их отковырнуть? – поинтересовалась Сос.

– Конечно можно! – восторженно крикнул Шнырёк.

И как раз в эту минуту с залива донесся громовой голос:

– Ну! Семьсот пещер в моей маленькой конуре!

Я знай себе жду утреннего кофе, а ни один из вас и не думает удружить старому Эдварду!

Прошло несколько дней после того, как Муми-папа рассказал о свадьбе Шнырька. Папа сидел с семьей на веранде. Был ветреный сентябрьский вечер. Муми-мама сварила кофе, приготовила бутерброды с сиропом и по-праздничному украсила дом.

– Ну так что же?.. – с интересом спросила она.

– Сегодня я закончил писать мемуары, – сказал папа. – Заключение будет написано в сорок пять минут седьмого. Я имею в виду последнюю фразу, – вы сами решите, понравится ли вам она.

– А там ничего не будет сказано о том, как ты бродяжничал с хатифнаттами? – спросил Снусмумрик.

– Нет, – ответил папа. – Понимаешь, это будет поучительная книга .

– Потому-то и надо было об этом написать! – воскликнул Снифф.

– Ш-ш-ш… – сказала Муми-мама, – а я появлюсь где-нибудь в этой книге? – И при этом ужасно покраснела.

Папа отпил три больших глотка из своего стаканчика и ответил:

– Слушай меня внимательно, сынок, ведь в последнем отрывке рассказывается о том, как я нашел твою маму.

Тут он открыл книгу и стал читать.

Наступила осень, и серые дожди надолго заволокли остров Самодержца густым туманом.

Я был твердо уверен в том, что наш блистательный эксперимент с «Морским оркестром» был только началом большого путешествия в огромный мир. Однако вышло иначе. Это приключение было вершиной в нашей жизни, самым замечательным событием, но без продолжения.

По возвращении домой, когда суматоха, связанная со свадьбой Шнырька, улеглась, Фредриксон начал совершенствовать свое изобретение. Одно изменял, другое пристраивал, прилаживал, шлифовал, чистил, красил то и дело, и под конец «Морской оркестр» стал походить на гостиную.

Иногда Фредриксон устраивал прогулки с Самодержцем или Королевской Вольной колонией, но к обеду всегда возвращался.

Я мечтал отправиться дальше, чахнул от тоски по большому миру, который ждал меня. Дождь лил все сильнее, и все время находилась работа: то надо было чинить руль, электропроводку или канатный люк, то что-нибудь переделывать.

Пришло время штормов.

Дом Мюмлы сдуло ветром, а ее старшая дочь простудилась, оттого что спала на дворе. Дождь накапал и в кофейную банку Шнырька. У одного меня был нормальный дом с хорошей печкой. Что мне оставалось делать? Разумеется, все они вскоре поселились у меня. Теперь мы жили одной семьей и вели самую обыкновенную жизнь, а мне от этого становилось все скучнее и скучнее.

Не могу описать, как это скверно, когда твои друзья либо женятся, либо становятся королевскими изобретателями. Сегодня ты принадлежишь беспечной компании любителей приключений, готовых отправиться в путь, как только им наскучит оставаться на одном месте. Отправляйся куда только захочешь, перед тобой карта всего мира… и вдруг путешествия перестают их интересовать. Им хочется жить в тепле. Они боятся дождя. Они начинают собирать вещи, которые никуда не поместить. Они говорят только о разных пустяках. Ни на что серьезное они уже решиться не могут. Раньше они прилаживали парус, а теперь строгают полочки для фарфоровых безделушек. Ах, можно ли говорить об этом без слез!

Хуже всего было то, что они заразили и меня своим настроением: чем уютнее мне становилось сидеть с ними у камина, тем труднее было стать свободным и смелым, как морской орел. Вы понимаете меня, дорогие читатели? Я сидел взаперти, но все помыслы мои были о свободе, а за окном бушевал шторм и лил дождь.