Редьярд Киплинг - Книга джунглей

Маугли поднялся на ноги.

— Свободный Народ, — громко прозвучал его голос. — Разве Шер Хан водит стаю? Какое дело тигру до места нашего вожака?

— Ввиду того, что это место ещё свободно, а также помня, что меня просили говорить… — начал Шер Хан.

— Кто просил? — сказал Маугли. — Разве мы шакалы и должны прислуживать мяснику, убивающему домашний скот? Вопрос о вожаке стаи касается только стаи.

Раздался визг, вой; голоса кричали:

— Молчи ты, щенок человека!

— Дайте ему говорить. Он хранил наш Закон!

Наконец, прорычали старшие волки:

— Пусть говорит Мёртвый Волк.

Когда вожак стаи не убивает намеченной добычи, весь остаток жизни (обыкновенно очень короткий) недавнего предводителя зовут Мёртвым Волком.

Усталым движением Акела поднял свою старую голову.

— Свободный Народ и вы, шакалы Шер Хана! Двенадцать лет я водил вас на охоту и с охоты, и за все это время никто, ни один волк не попался в ловушку и не был изувечен. Теперь я упустил добычу. Вам известно, как был выполнен заговор. Вы знаете, что меня привели к крепкому самбхуру, чтобы показать всем мою слабость. Задумали умно! Вы вправе убить меня теперь же на Скале Совета. Поэтому я спрашиваю вас, кто выйдет, чтобы покончить с Одиноким Волком? В силу Закона Джунглей вы должны выходить по одному.

Наступило продолжительное молчание; никто из волков не хотел один на один насмерть бороться с Акелой. Наконец, Шер Хан проревел:

— Ба, какое нам дело до этого беззубого глупца? Он и так скоро умрёт. Вот детёныш человека прожил слишком долгое время. Свободный Народ, с первой же минуты его мясо было моим. Отдайте его мне! Мне надоело все это безумие. Десять лет он смущал джунгли. Дайте мне человеческого детёныша. В противном случае я всегда буду охотиться здесь, не оставляя вам ни одной кости. Он человек, человеческое дитя, и я ненавижу его до мозга моих костей.

И более половины стаи завыло:

— Человек! Человек! Человек! Что делать у нас человеку? Пусть уходит откуда пришёл.

— И обратит против нас все население окрестных деревень? — прогремел Шер Хан. — Нет, отдайте его мне! Он человек, и никто из нас не может смотреть ему в глаза.

Акела снова поднял голову и сказал:

— Он ел нашу пишу, спал рядом с нами; он загонял для нас дичь. Он не нарушил ни слова из Закона Джунглей.

— И я заплатила за него жизнью быка, когда он был принят. Бык вещь неважная, но честь Багиры нечто иное, за что она, может быть, будет биться, — самым мягким голосом произнесла чёрная пантера.

— Бык, внесённый в виде платы десять лет тому назад? — послышались в стае ворчащие голоса. — Какое нам дело до костей, которым минуло десять лет?

— Или до честного слова? — сказала Багира, оскалив белые зубы. — Правильно вас зовут Свободным Народом!

— Человеческий детёныш не имеет права охотиться с жителями джунглей, — провыл Шер Хан. — Дайте его мне!

— Он наш брат по всему, кроме рождения, — продолжал Акела. — А вы хотите его убить! Действительно, я прожил слишком долго. Некоторые из вас поедают домашний скот, другие же, наученные Шер Ханом, пробираются в тёмные ночи в деревни и уносят детей с порогов хижин. Благодаря этому, я знаю, что вы трусы, и с трусами я говорю. Конечно, я должен умереть, и моя жизнь не имеет цены, не то я предложил бы её за жизнь человеческого детёныша. Но во имя чести стаи (вы забыли об этом маленьком обстоятельстве, так как долго были без вожака) обещаю вам: если вы отпустите человеческого детёныша домой, я умру, не обнажив против вас ни одного зуба. Я умру без борьбы. Благодаря этому в стае сохранится, по крайней мере, три жизни. Больше я ничего не могу сделать; однако, если вы согласны, я спасу вас от позорного убийства брата, за которым нет вины, брата, принятого в стаю по Закону Джунглей после подачи за него двух голосов и уплаты за его жизнь.

— Он человек, человек, человек! — выли волки, и большая их часть столпилась около Шер Хана, который начал размахивать хвостом.

— Теперь дело в твоих руках, — сказала Багира Маугли. — Нам остаётся только биться.

Маугли держал чашку с углями; он вытянул руки и зевнул перед лицом Совета, но его переполняли ярость и печаль, потому что, по своему обыкновению, волки до сих пор не говорили ему, как они его ненавидят.

— Слушайте вы, — закричал он, — зачем вам тявкать по-собачьи? В эту ночь вы столько раз назвали меня человеком (а я так охотно до конца жизни пробыл бы волком среди волков), что теперь чувствую истину ваших слов. Итак, я больше не называю вас моими братьями; для меня вы собаки, как для человека. Не вам говорить, что вы сделаете, чего не сделаете. За вас буду решать я, и чтобы вы могли видеть это яснее, я, человек, принёс сюда частицу Красного Цветка, которого вы, собаки, боитесь!