Памела Трэверс - Мэри Поппинс с Вишневой улицы

– Есть сегодня что-нибудь вкусненькое для скворушки, Барбара?

Барбара села, держась за кроватку.

– Вот тебе половинка овсяного печенья, – протянула она в кулачке угощенье.

Скворец мгновенно вспорхнул с кровати, схватил кусочек печенья, вернулся на подоконник и стал быстро-быстро клевать.

– А где твое спасибо? – укорила Скворца Мэри Поппинс, но печенье было такое вкусное, что Скворец никого и ничего не слышал. – А спасибо где? – громче повторила Мэри Поппинс.

– Что такое? Ах, дорогуша, занимайтесь своим делом. У меня нет времени на всякие церемонии. – И он склюнул последнюю крошку.

В комнате воцарилась тишина. Джон, нежась в солнечных лучах, схватил свою голенькую ножку, сунул пальцы в рот, где уже белел первый зубик, и стал водить ими по губам.

– Что с тобой? Зачем это? – засмеялась Барбара. – Сейчас тобой никто не любуется.

– Знаю, – ответил Джон, ведя ножкой по губам, точно играл на губной гармошке, – но надо практиковаться. Взрослые от этого балдеют. Ты обратила внимание, тетушка Флосси увидела вчера этот фокус и чуть с ума не сошла. Столько глупостей наговорила – я и птенчик, и умничка, и золотце – словом, седьмое чудо света. Слыхала что-нибудь подобное? – Джон выпустил изо рта ножку и захохотал, вспомнив тетушку Флосси.

– Мои штучки ей тоже нравятся, – без тени хвастовства заметила Барбара. – Я начну снимать и надевать пинетки, а она мне – ты такая сладенькая, я тебя сейчас съем, смешно, да? Если я говорю, что съем, значит, и правда съем, например, яблоко или печенье. А у взрослых ничего не поймешь. Говорят одно – делают другое. Как ты думаешь, она понарошку хочет меня съесть?

– Конечно, понарошку. Это они так шутят. Мне никогда не понять взрослых. Они все-таки очень глупые. Даже и Джейн с Майклом не всегда умными назовешь.

– Да, – согласилась Барбара, сосредоточенно стаскивая пинетки.

– Например, они никогда не понимают, о чем мы говорим. Но самое страшное, они вообще не понимают ничей язык. Я сам слышал, как Джейн сказала: вот бы понять, что говорит ветер.

– И я удивляюсь на Майкла. Только и слышишь: «Ах, как поет скворец – ти-ви, ти-ви!» Да разве скворец поет? Он просто говорит, как мы с тобой. А уж от мамы с папой, конечно, и ожидать нечего. Они просто ничегошеньки не понимают. Но Джейн с Майклом, кажется, должны бы понимать…

– А они раньше и понимали, – вмешалась Мэри Поппинс, складывая стопкой ночные сорочки Джейн.

– Что? – воскликнули близнецы. – Понимали язык скворца и ветра?

– Да, и язык деревьев, солнечных лучей, звезд.

– Но как они могли разучиться? – Джон наморщил лобик, силясь постичь причину такого несчастья.

– Ты хочешь знать? – проверещал Скворец таким тоном, точно хотел сказать: а я знаю, как.

– Выросли и забыли, – объяснила Мэри Поппинс. – Барбара, надень, пожалуйста, пинетки.

– Глупая причина, – сказал Джон, сердито на нее глядя.

– Может, и глупая, но это факт, – Мэри Поппинс нагнулась к Барбаре и крепко-накрепко завязала пинетки.

– А Джейн с Майклом и правда глупые, – продолжал Джон. – Вот я вырасту и ни за что не забуду.

– И я тоже, – Барбара сунула палец в рот и стала, причмокивая, сосать.

– Забудете, – отрезала Мэри Поппинс.

Близнецы сели в постельках и уставились на нее.

– Ха! – презрительно воскликнул Скворец. – Вы только взгляните на них! Ишь, вундеркинды выискались! Бывают, конечно, чудеса. Но на этот раз никакого чуда не будет. Вы тоже все забудете, как Джейн с Майклом.

– Никогда! – воскликнули близнецы в один голос и взглянули на Скворца так, словно хотели его убить: очень он их расстроил.

– А я говорю, что забудете, – рассмеялся Скворец. – Впрочем, вы в этом не виноваты, – прибавил он, смягчившись. – Забудете, потому что выбора у вас нет. Не было еще на свете человека, который не забыл бы язык вещей и животных. Не считая, конечно, ее. – И Скворец кивнул через крыло на Мэри Поппинс.

– А почему она помнит, а мы забудем? – спросил Джон.

– Ишь, что захотели! Она не такая, как все. Она – Великое исключение. Вам с ней не равняться, – усмехнулся Скворец.

Огорченные дети замолчали.

– Видите ли, – продолжал Скворец. – Она совсем особенная. Я говорю не о внешности. Мои птенцы, им хоть от роду один день, и то красивее.

– Какая наглость! – возмутилась Мэри Поппинс и замахала на Скворца фартуком. Но Скворец вспорхнул на верх рамы, прыгнул на карниз и, оказавшись в недосягаемости, пронзительно засвистал.

– Опять не поймала! Небось, уже думала, я у тебя в руках! – И Скворец презрительно затряс крыльями.