Галина Александрова - Домовенок Кузька и волшебные вещи

— Ладно-ладно, — сказал тогда Кузя. — Давай сюда свои новости, а тебе — так и быть — мятных крошек насыплю.

Сорока перестала обижаться, спрыгнула на землю и даже разрешила шишиге Анюте себя погладить, пока Кузя от ее хвоста бересту отвязывал. На бересте были письмена, которые только Кузя разобрать и мог. Он нахмурил свой лоб и стал разглядывать нацарапанные острой палочкой рисунки.

— Все ясно, — сказал он Ване. — Баба-Яга опять сухарей переела и зубом мучается. Надо идти, а то снова дом для хорошего настроения поломается.

Кузя знал, про что говорил. Были у Бабы-Яги два дома — один для хорошего настроения, другой — для плохого. В одном Баба-Яга была приветливая да хлебосольная, а вот во втором — лучше близко не подходи. Поймает, зажарит и… ну, не съест, конечно, но все равно будет неприятно.

Баба-Яга жила в этих домиках по очереди, и поэтому в лесу была тишь да гладь, и никому от этого хуже не было. Но случалась иногда такая беда: заболит у Бабы-Яги что-нибудь или потеряет она свои очки. Тут у нее портилось настроение надолго, и спасенья от этого не было никому. Ноет она, плачет, ворчит с утра до ночи, даже птицы с деревьев от усталости падают — так это тяжко слушать.

А если у Бабы-Яги надолго испортится настроение, так она из своего злого дома неделями не выходит. Второй домик стоит в это время пустой да сиротливый. И печка в нем вскоре гаснет, и пироги черствеют, а окошки становятся грустные-прегрустные, и начинается дождик. Домик для хорошего настроения начинает хандрить да скучать по Бабе-Яге, и так ему от этого плохо, что начинает он разлаживаться да ломаться. И если этому не помешать, то вскоре случается страшное — вместо двух разных домиков получаются два одинаковых.

И если Баба-Яга свои очки найдет и зуб залечит, она все равно стонет, ноет да ворчит. А что же ей делать, если теперь у нее два дома для плохого настроения?

Помнит Кузя, как это было в прошлый раз. Если бы он с Лешиком вовремя домик не спас, не отмыл, не отчистил, да не напек бы блинов, стал бы лес злым и заколдованным, и жила бы в нем злая Баба-Яга.

Вот поэтому-то Кузя так торопился и спешил. Никак нельзя было позволить такой беде произойти.

На самой лесной опушке Кузю встретил Лешик — маленький лешонок, который Кузе был в лесу первый друг. Посмотрел Кузя на лешонка и ахнул: видать, и впрямь беда приключилась. Лешик был весь грязный, мятый, на голове трава пожухла, а хвост весь бинтами перемотанный.

— Кузя, Кузя! — запищал лешонок. — Баба-Яга совсем сбрендила! Никакого от нее житья нет! Мало того, что ругается, еще и подлости всем устраивает. То подножку поставит, то из рогатки птиц бьет. А мне вот видишь — хвост дверью прищемила. А говорила, пирога да-ам!

Лешик начал всхлипывать.

— Да что ж за наказанье такое! Вот утро так утро. Все-то плачут, все-то рыдают. Хватит реветь — и без тебя от росы мокро, — осерчал Кузя. — Ты лучше давай рассказывай, что приключилось. Опять зуб?

— Угу, — кивнул Лешик, вытирая последнюю слезинку.

— Ох уж этот зуб! Говорил я ей — надо лечить. А она знай себе орехи щелкает. Вот, дощелкалась. Ну что, пойдем?

И они зашагали к волшебной речке, откуда до домика Бабы-Яги было рукой подать. Не успели друзья дойти до дома для плохого настроения, как уже поняли: Бабе-Яге тяжко приходится. Такой шум-гам в доме стоял, такой вой и ор, что деревья листья сбросили, а птицы на юг полетели — только бы не слышать этого.

— Ой-ей-ей! — стонала Баба-Яга. — Ах-ах-ах! Бедная я, бедная!

И — тр-рах горшком в стекло! Вот такой у нее был скверный характер: если ей нехорошо, то вокруг всем плохо должно быть.

Кузенька проследил, как чугунок по земле катится, кузнечиков распугивает, и задумался.

— Ой, Лешик, — сказал он другу. — Что-то страшно мне даже к дому подходить. Того и гляди зашибет.

И точно — вслед за горшком полетела кочерга. Лешик тоненько вздохнул и присел на кочку. Кузя присел рядышком и тоже задумался. Думал-думал и ничего не мог придумать. Тут в ясном небе раздался гром, и друзья удивленно посмотрели на небо. По небу пробежала заблудившаяся тучка и сразу скрылась за горой. И тут Кузя закричал: