Владислав Крапивин: Колесо Перепёлкина

Вася не стал делиться. Он поглядел в упор на мать, на отца и решительно сообщил:

— Имейте в виду. В таком случае я не останусь ни с кем из вас. Я уйду жить к Акимычу на «Богатырь».

Мама и папа переглянулись снова. Папа поскреб недавно выбритый подбородок. Мама вдруг осторожно присела перед Васей на корточки.

— Ты что? Боишься, что нам будет тесно? Не бойся. Мы еще поднакопим денег и скоро купим двухкомнатную квартиру.

Вася обалдело мигнул:

— Зачем?

Папа напомнил:

— Мы же давно хотели такую. С телефоном…

Вася обмяк.

— А вы… разве не разводитесь?

Мама (видимо, от удивления) выпрямилась. Посмотрела на папу.

— М-да… Яночка, разве мы разводимся? — сказал папа и опять поцарапал подбородок. — Я что-то не слышал про такое…

— Это было бы не совсем кстати, — задумчиво сообщила мама. — Да. Это было бы даже совсем не кстати… Вася, откуда ты это взял?

Мару, кажется, хихикнул у Васиной ноги.

— А… почему вы тогда перестали ссориться? — пробормотал Вася и огрел себя рогаткой по ноге (а заодно и Мару).

— М-да… — папа посмотрел на Васю, на маму и на ширму (за которой неутомимый Гуревич негромко, но бодро транслировал песню о красном маршале Ворошилове). — Видишь ли… Все вопросы, о которых можно было спорить, мы наконец обсудили и пришли к общим соглашениям. И теперь нам ссориться больше ни к чему, это даже опасно. Вредно для маминого здоровья…

— Да, — подтвердила мама. И глянула на Васю со странной лаской. — Ты лучше скажи: кого бы ты хотел: сестренку или братика?

Вот оно что!

Васе почудилось, что все пространство вокруг чуть качнулось и сделалось другим (а Гуревич заиграл вальс из балета «Щелкунчик»). Вася понял, что на лице у него беспомощно-счастливая улыбка.

— Вот это да… Ссорились, ссорились и вдруг… Когда вы успели-то?

Мама глянула на Васю уже без ласки. А потом на папу.

— Послушай рассуждения нашего дорогого сына! Каков болтун! А все потому, что парню почти десять лет, а ты до сих пор его так ни разу не…

— Да-да! — часто закивал папа. — Это придется исправить в самое ближайшее время.

Все еще улыбаясь, Вася снисходительно сообщил родителям:

— Да ладно вам. Может, вы еще расскажете, что новорожденных покупают в аптеках? Откуда берутся дети, нам объясняли в детском саду… Мама, а ты скоро пойдешь в декретный отпуск?

— Еще не очень скоро, — суховато отозвалась мама. — Ты не ответил на вопрос: кого тебе больше хочется?

— Разве это зависит от меня? — хмыкнул Вася.

— Ну… все-таки.

Вася старательно наморщил лоб. Кто лучше? Сестренка вроде Мики (или Юленьки Вишняковой) — это совсем неплохо. Братишка — скажем, вроде конопатого Максимки — тоже здорово. Но ведь это когда еще будет! Надо, чтобы они выросли. А грудные младенцы, они все одинаковы… Вася вежливо предложил:

— Мама, ты на всякий случай постарайся, чтобы получились сразу двое. Тогда никаких вопросов…

— М-да… — озадаченно сказал папа.

Мама покусала губы.

— Я постараюсь. Но, сами понимаете, друзья, гарантировать ничего не могу…

— Ладно. Главное, не болей и не нервничай, — серьезно сказал Вася. Он понимал, что у него начинается новая жизнь.

Но и с прежней жизнью расставаться не хотелось. И отчаянно потянуло Васю на улицу, под яркое, еще совсем летнее солнце. Он поставил попрямее Мару и вскочил на педали.

— Мама, папа! Я еще покатаюсь!

— Стой! А кто будет заниматься делами? — привычно заспорила мама. — Завтра учебный год, а у тебя ничего не готово!

— У нас еще свободная неделя! — И Вася, взмахнув руками, как крыльями, вылетел на Колесе через порог.

По лестнице Вася, конечно, проскакал вниз на своих ногах, а у подъезда опять хотел вскочить на педали. И… неожиданная неловкость остановила его.

«Мару…»

«Что?»

«Мне как-то… Не знаю… Пока ты был Колесо, я на тебе ездил… А сейчас ты мой друг Мару. Ты совсем, как… человек. Тебе, наверно, обидно…»

Еще Вася хотел сказать, что нельзя же ездить верхом на круглолицем темноволосом приятеле-мальчишке в очках. Получается неравноправие.

Мару все понял в один миг.

«Не бойся! Все правильно! Я катаю тебя, потому что умею! Такая моя природа! А ты… ты ведь тоже часто носишь меня на себе, в руках, под мышкой… Давай так! Когда мы будем с тобой разговаривать про разное… про жизнь, ты думай, что я мальчик в очках. Когда ты гладишь мою шину, думай, что я черный котенок с белой грудкой. А когда я несу тебя на педалях, считай, что я вроде конька-горбунка. Или такая лошадка-пони с темной челкой и в больших человечьих очках…»