Но оказалось, что там, куда показывал глазами полковник Чугун, уже решили. Дверь отворилась, и стремительной походкой в комнату вошёл стройный седой генерал. Не теряя времени даром, он подошёл к карте и сразу заметил нарост.
— Здесь? — спросил он.
— Судя по всему, — ответил полковник Чугун.
— Триста человек хватит?
Полковник Чугун замялся.
— Надо побольше, — подсказал капитан Карнаух.
— Сколько? — строго спросил генерал. — Не тяните.
— Пятьсот! — с отчаянием вымолвил Карнаух.
Генерал задумался.
— А где гарантия? — спросил он.
Все молчали.
— Подумаем. — Генерал обвёл подчинённых суровым взглядом. — Есть ещё мнения?
Ледогоров покраснел. Тотчас орлиный взор генерала поймал смущение лейтенанта.
— Ну, — сказал он.
— Товарищ генерал, — Ледогоров замялся. — Может, это особый случай…
— Не мычите! — стегнул генерал.
— Может, и не преступник, может, что-то совсем необычное… Болезнь природы, пришельцы…
Майор Ревунов онемел, полковник Чугун опешил, а капитан Карнаух посмотрел на Ледогорова с сожалением. Что касается генерала, то в глазах его мелькнул даже некоторый интерес.
— Сколько служит? — спросил он довольно мягко.
— Первое дело, — поспешно сообщил Карнаух.
Генерал замолчал, вспоминая, вероятно, своё давнее первое дело. Глаза его подёрнулись лёгкой дымкой. Дымку, впрочем, немедленно сменил твёрдый блеск, и генерал выговорил внятно и грозно:
— Операцию назначаю на двадцать четыре ноль-ноль, перед круглой. Желаю успеха, орлы!
Расторопные щеглы мигом вознесли куклу на крышу высокого дома. Здесь, у разбитого слухового окна их поджидала серая птичка.
Летать вверх ногами не очень приятно даже и кукле. Мисюсь была в забытьи.
— Поверните её затылком к солнцу, — приказала птичка.
Щеглы исполнили. День был на редкость солнечный, ясный. С неба лился на землю золотой жаркий свет.
Птичка крылом откинула волосы куклы и, прицелившись, крепко ударила клювом в затылок. В кукольной голове появилась едва приметная трещина.
— Сейчас её голова наполнится солнечным светом, — сказала птичка. И точно, головка Мисюсь словно бы засветилась изнутри. Щёки порозовели, голубые глаза приоткрылись. Птичка же снова притронулась клювом, потёрла чуть-чуть, и трещинка бесследно исчезла. Мисюсь потянулась. Вздохнула.
— Где я? — спросила она.
— Здравствуй, — сказала птичка.
— Где я? — снова спросила Мисюсь.
— На крыше, как видишь, — ответила птичка.
— Как странно, что птицы разговаривают.
— Да ведь и куклы не очень словоохотливы, — заметила птичка. — Но теперь ты не обычная кукла. Твоя голова наполнена солнечным светом.
Мисюсь потрогала свою голову. Она была тёплой, а мысли ясные и простые.
— Я вижу, ты не обычная птица, — сказала Мисюсь. — На земле таких птиц не бывает.
— Да, — ответила птица. — Я из другого мира.
— Ты борешься с Головой?
— Угадала.
— Но она ведь разбилась.
— Разбилась только одна. Но Голова может существовать в любой. Их уже наплодились тысячи.
— Где же она сама?
— Далеко. Так далеко, что и представить трудно.
— Но как же она добралась до нас?
— В том и вопрос. Виноваты люди. Они направили в небо луч, они ищут братьев по разуму, а наткнулись на врага. По этому лучу Голова посылает сюда недобрые мысли.
— Это злобный карлик?
Птичка рассмеялась:
— Нет, целая планета, огромная, круглая и пустая. Планета, состоящая из одной головы. И эта Голова наполнена злыми мыслями.
— Неужели нет ни одной доброй?
Птичка вздохнула:
— Была. Ты видишь её перед собой. Голова сумела вытолкнуть из себя единственную хорошую мысль. Теперь я летаю вокруг неё наподобие спутника, но не теряю надежды вернуться.
— Но одна добрая мысль — это так мало! — воскликнула Мисюсь.
— Надо спешить, — ответила птичка. — Голова хитра. Она умеет плодиться в виде божков, она может говорить разными голосами, звонить без всякого телефона и даже играть на рояле.
— О, я слышала! — сказала Мисюсь.
— Она хочет, чтобы учёные усилили луч. Пока она может ломать лишь игрушки, но если усилится луч, всё будет разрушено, всё исчезнет с лица земли. Голова признаёт только пустую гладкую поверхность.
— Это ужасно! — прошептала Мисюсь.
— Но если мне удастся вернуться внутрь Головы, всё изменится, — сказала птичка. — Не забывай, я очень хорошая, очень добрая мысль. Но надо проникнуть. И ты мне в этом поможешь.
Читать дальше