Анна Александрова - Зелёная пиала

— Прости меня, о мулла, но эту работу я делаю для чайханы бедняков и не могу отдать для мечети богачей. Обожди, я закончу эти решётки и вырежу для тебя другие. Поверь мне, они будут нисколько не хуже.

Мулла заорал:

— О нечестивец! О грешник! О сын, внук и правнук безбожника! Грязная чайхана тебе дороже мечети! Сегодня же закончи работу и принеси мне в дом эти решётки, или ты раскаешься в своём упорстве.

— Я не мальчишка, чтобы ты мог кричать на меня в моём собственном доме! — твёрдо ответил мастер. — Я не принесу тебе решёток. Уйди, почтенный мулла, и не трать времени понапрасну.

И мулла ушёл.

Вот как было дело. Плохо было дело. Дальше пойдёт ещё хуже.

В этот вечер не зажигали огня в доме старого резчика. В эту ночь не спала Джерен-Эдже; она уговаривала мужа не перечить мулле и покориться, но Чепер стоял на своём.

— Я не пойду к мулле с поклоном и не прощу ему обиды! У меня самого борода седая!

А наутро в ворота застучали так сильно, что они слетели с петель. Во двор вошёл сам наместник шаха Кызыл-хан и его телохранители с палками. Мулла тоже пришёл.

Слуги разостлали пёстрый ковёр; толстый хан сел на него, отдышался и прохрипел:

— Ничтожный! Ты посмел нарушить закон аллаха и шаха!

— Не знаю, в чём ты обвиняешь меня, уважаемый хан, — ответил мастер.

— Ты дерзнул вырезать на решётках фазанов и змей! Ты изобразил на мёртвом живое!

— Неправда! — воскликнул мастер и побледнел. Он знал, что по закону такое обвинение грозит ему смертью.

Но мулла уже поднёс решётки к глазам наместника. Он стал водить по узору своим высохшим пальцем и быстро зашептал:

— О несравненный Кызыл-хан! Взгляни, как тонок этот узор. Эти решётки достойны украсить окна твоего дворца!

Хан сказал:

— Я не слепой! Я вижу здесь хвост змеи и шею фазана! Ты виновен, мастер! Ты нарушил закон!

Не успел он это сказать, как телохранители схватили Чепера и потащили в зиндан — тюрьму, где во тьме, под землёй, томились узники Кызыл-хана и ждали своей смерти.

Вот как это было. Легко попасть в тюрьму, но выйти из неё не легко.

Много горя увидала Джерен-Эдже, обливая слезами пороги дома наместника. Она позабыла свою гордость. Она кланялась последнему слуге и просила замолвить хоть слово за своего несчастного мужа. Но никто не хотел ей помочь, потому что все боялись ханского гнева.

— Слово муллы — это воля неба, а слово хана — закон на земле, — говорили приближённые наместника и разводили руками. — Если хан и мулла не хотят, чтобы твой муж увидел солнце, то он его никогда не увидит!

Несчастная женщина не знала, у кого искать защиты. Но вот однажды она услыхала, что сам наместник собирается на охоту.

— Должно же быть и у него сердце! — воскликнула Джерен. — Я упаду ему в ноги. Пусть мои слёзы тронут его. Больше мне надеяться не на что!

Так и сделала.

Задолго до восхода солнца она встала на колени перед ханским дворцом, но слуги хана прогнали её. Тогда Джерен побежала к городским воротам, чтобы встретить хана, когда он будет выезжать из города. Но у ворот стояла стража. Стражники набросились на Джерен, но она стала их умолять; она отдала им все свои деньги до последней теньга, и стражники позволили ей остаться.

Как только хан со своей блестящей свитой выехал из ворот, Джерен-Эдже упала к его ногам. Но недаром говорят старики: «Чем ходить к жестоким ханам, лучше пойти к милосердным горам». Джерен упала на пыль дороги, не давая коню проехать. Она плакала и молила, но никто не слушал её мольбы. Грозный хан взмахнул своей камачой — нагайкой, — и телохранители оттащили Джерен с дороги. Но она снова бросилась к хану. Тогда телохранители привязали её к высокому столбу, вбитому в землю у городских ворот, чтобы путники привязывали к нему своих верблюдов. Но тут из толпы выбежал Мемед-ученик. Одним прыжком, словно барс, юноша бросился вперёд и повис на узде ханского коня.

— О всесильный! — воскликнул юноша. — Жизнь и смерть в твоей власти. Верни свободу Чеперу!

Взбешенный хан готов был ударить юношу своей камачой, но хитрый мулла узнал Мемеда.

— Остановись! — зашептал он хану. — А ты, дерзкий, отойди с дороги и не трать попусту слов, потому что никакие слова не могут помочь Чеперу.

Он указал своим высохшим пальцем на столб, к которому была привязана жена резчика, и торжественно произнес:

— Помни, несчастный! Как не может расцвести этот столб, так не может увидеть солнца грешник, нарушивший закон аллаха и шаха!