Борис Шергин: Сказки о Шише

А разбойники не скоро в себя пришли:

- О, молодой человек! И не видали мы на веку такого страху…

- О, коль страшно у бесов огненно-то видение! О, погубили мы свои душеньки, уготовали себе вечный огонь!..

- Руку даю, что эти черти боле к вам не прилетят, не досадят.

- Тебя как благодарить-то?

- Да вот строиться собрался…

- Держи сотенную. За такую услугу сто рублей - плёвое дело.

А коровку Шиш старухе ихней подарил.

Шиш домой пришёл. Деньги на стол, считать начал. Сбился, опять снова. Братья около, рот раскрыли, стоят…

- Шиш, откуда таково богатство?

- А прихожу на рынок, а у меня коровёнку из рук рвут. Пять сот за шкурёнку дали.

Братья в хлев. От жадности трясутся. Коров колют и шкуры с них дерут. Запрягли пару коней да в город с кожами. Стояли-стояли в кожевенном ряду… Кто-то подошёл:

- Почём шкура?

- Сто… нет, триста… пятьсот рублей!

Покупатель глаза выпучил да бегом от них.

Народ собрался, пальцами кажут:

- Глядите-ко, безумные приехали. За коровью шкуру сотни просят…

Вернулись братья домой да на Шиша с кулаками.

- Обманыва-а-ать?!

- Да что с вами? Что?

- Да ведь нас весь рынок дураками почтил!

- Да вы в каком ряду стояли?

- Как в каком? В кожевенном!

- А я в галантерейном.

Братья на другой день в галантерейном стояли. Публика ходит чистая. Барыни братьев ругают, городовые их гонят.

Один кто-то спросил опять:

- Да почём шкура-то?

- А вот третьего дня за маленькую шкурёнку пятьсот давали, дак уж у нас неужели дешевле!

Тут уж их в шею натолкали. До самой заставы с присвистом гнали. Кричат мальчишки:

- Самашеччих везут! Самашеччих везут!

Прикатили братья домой, кони в мыле.

- Подать сюда злодея, всегубителя, разорителя!..

Не успел Шиш увернуться. Бочка во дворе стояла. Шиша в неё заколотили, да с берега в реку и ухнули. Пронесло бочку с версту, да к берегу и прикачало.

Шиш и слышит, что по берегу кто-то с колокольчиком едет. Шиш и заревел:

- О-о-о! Ни читать, ни писать, ни слова сказать, а в начальники ставят!

А с колокольцем-то ехал становой с бедной деревни подати выколачивать. Он с тройки да под угор:

- Я знаю читать, и писать, и слово сказать! Я в начальники годен. Кто здесь?

- Я! В бочке сижу.

Становой дно выбил. Шиш вылез.

- В начальники силом ставят, а я бы другому уступил.

- Возьми отступного. Я в начальники горазд.

- А давай меняться. Вы в бочку залезете - в начальники вас направят на мою должность, а я ваших лошадок с кибиточкой - себе.

- Согласен. Хлебна ли должность та?

- Обзолотиться можно.

- Заколачивай скорее. Жив-во!

Забил днище Шиш да как пнёт бочку ту! Ух, она в воду полетела, поплыла…

А Шиш домой на тройке подкатил.

Братья под кровати лезут:

- У-у, утопленничек, не ешь нас!

- Что вы, дикие! Глядите-ко, мне там каких лошадок выдали!

- Где выдали-то?

- Куда меня спихнули, там.

Братья коней гладят. От зависти руки трясутся.

- Шишанушка! У нас вон бочка порожняя…

- Ну, порожняя, вижу.

- Мы бы в бочку ту… да в речку ту… Не откажись. Тоже хоть по конику бы!

- Да что ж, можно. Неужели для братьев единоутробных пожалею?

О, сколь тяжело было бочку ту катить! А те там сидят - торопят:

- Кати круче! Всех хороших-то упустим.

Опять с горы как дунет их Шиш…

Поехали братаны вниз по матушке по Волге, по широкому раздолью. Выплеснуло их в Нижнем, у ярмарки. Лавку там себе поставили. В домашнюю сторону и смотреть перестали.

А Шиш с отцом зажил. Он до отца хороший стал, ласковый. Отец его залюбил.

По свету гуляючи, забрёл Шиш в трактир пообедать, а трактирщица такая вредная была - видит, человек бедно одет, и отказала:

- Ничего нет, не готовлено. Один хлеб да вода.

Шиш тому рад:

- Ну, хлебца подайте с водичкой.

Сидит Шиш, корочку в воде помакивает да посасывает. А у хозяйки в печи на сковороде гусь был жареный. И сдумала толстуха посмеяться над голодным прохожим.

- Ты,- говорит,- молодой человек, везде, чай, бывал, много народу видал, не захаживал ли ты в Печной уезд, в село Сковород-кино, не знавал ли господина Гусева-Жареного?