Валентин Лебедев - Заповедник Сказок 2015 [Том 5]

— Хорошая работа, Пьетро, — медленно говорю я. — А что. Ещё. Ты. Умеешь. Делать?

Убийца и авантюрист внезапно срывается с места и бежит прочь, заливаясь слезами.

— Донна! Донна! Донна! — в голос рыдает он.

В дверях показывается донна Маргари, и я вижу, как Пьер Гарри, содрогаясь всем телом, рыдает ей в плечо, а она гладит его по голове. Успокоив, она берёт его за руку и подводит ко мне.

— Пьетро, это Ферчо. Он наш друг. Тебе не надо его бояться. Ферчо, это Пьетро. Дай самолёт, пожалуйста.

Я возвращаю игрушку. Пьетро хватает самолёт, сминая бумажные крылья в кулаке.

— Кровоизлияние в мозг, — говорит донна Маргари. — Практически полная амнезия. В картотеке доктора Ортеса полные данные.

Я делаю знак Диасу, и тот растворяется в сумрачных коридорах больничного крыла. Я позволяю себе сесть на скамейку и выдохнуть: это не просто решение проблемы — это великолепное решение. Это лучше, чем всё, на что я мог надеяться.

— Почему вы не сказали мне раньше? — спрашиваю я.

— Чтобы ты мог увидеть это своими глазами, Ферчо.

Пьетро ёрзает между нами на скамейке, болтая ногами.

— Сложи нам по самолёту, Пьетро, — говорит донна Маргари, — они у тебя замечательно получаются.

Тот, просияв, срывается с места.

— Чертежей не осталось? — спрашиваю я.

Она отрицательно качает головой:

— Гарри никому не доверял, всё хранил в голове.

— Откуда вы знаете?

Донна Маргари усмехается:

— Знаю, Ферчо.

Я вспоминаю вчерашний полуночный рассказ, и мне становится зябко посреди знойного летнего дня: значит, вот как это происходит.

— Пьер Гарри… узнал правду?

Донна Маргари утвердительно кивает:

— И ему было некуда от неё деться. Он хотел безопасности и восхищения и в итоге их получил. И теперь ему не нужно для этого ставить мир на колени.

Я вспоминаю совершенно детский плач взрослого человека и содрогаюсь.

— Дорого это ему стоило. И всегда так?

— Половина тех, кто похоронен на нашем кладбище, не провели на острове и недели. Если ты об этом.

Я прилагаю усилие, чтобы не отодвинуться от неё. Донна Маргари усмехается, снимает с пояса шкатулку из грецкого ореха, вынимает из неё пару перчаток.

— Спасибо, — говорю я, пока она натягивает вторую кожу. — Я думал над тем, что вы мне сказали… знать правду очень важно. Но я на своём месте не могу рисковать. Я не могу позволить себе… кровоизлияния в мозг. Страна этого не выдержит.

Донна Маргари кивает.

— Это твоё право, Ферчо. В таком случае опасайся женщины с родинкой в уголке глаза. Дар передаётся от стального зеркала к золотому и наоборот. Дон Торрегоса может показать тебе, Ферчо, тебя самоё — вот почему ты плачешь на его песнях — но не может передать тебе дар.

Это хорошо. У меня не так много тех, с кем я могу общаться без опасений. Чудеса… мало что опасней их. И кстати, о чудесах…

— Донна Маргари… В экипаже «Стрелы» есть матрос… он хотел заполучить ваш волос, чтобы поймать морского змея и сделать из его печени лекарство для своей матери. Его зовут Сезар.

Лицо женщины грустнеет.

— Я не целитель, Ферчо. Впрочем, я поговорю с ним.

Я отпускаю всех. Мне хочется побыть одному — это та самая роскошь, которую я могу нечасто себе позволить. Кастильо-дель-Фаро, скалистый островок посреди океана, к этому располагает. Тишина, воздух, пахнущий цветами, травой и морем, галерея в пятнах солнечного цвета и ажурной тени. Я оглядываюсь — вокруг никого — поддёргиваю рукава и делаю «колесо». Отряхиваю ладони, проверяю, не треснул ли где шов, и иду дальше, как ни в чём не бывало. Почему-то такие выходки поднимают мне настроение.

В пустынной вроде бы галерее я натыкаюсь на читающую девицу, сидящую на перилах. Почти прошёл мимо, но она отрывает взгляд от страницы, вздрагивает, вскакивает, роняя книгу, и смотрит в меня с ужасом и восторгом. Именно из-за таких моментов я не могу позволить себе ходить по улицам. Я галантно улыбаюсь и собираюсь вежливо удалиться, но вместо привычного «Ваше Величество!» девица выдыхает:

— Зеркало! Ты — зеркало.

Стоп! Я останавливаюсь и качаю головой: — Нет, всего лишь меченый.

Она быстро прячет пальцы в длинные рукава, обхватывает плечи и отступает на шаг:

— Значит, у тебя есть выбор.

Замечаю у неё родинку в уголке левого глаза, почти у самого кончика брови.

— А у тебя разве не было?

Она хмыкает:

— Мой отец — золотое зеркало, моя мать — зеркало из стали. С таким началом выбирать не дано.

Я не в силах сдержать любопытство: — И… как оно?