Михаил Каришнев-Лубоцкий - Каникулы Уморушки

– А мне к кому лучше? – робко спросил Костя. – Я ведь ни того, ни другого профессора не знаю.

Вахтерша наморщила лоб и на минуту задумалась.

– Анчуткян, так тот больше по мокроте всякой работает: по водяным, русалкам, морским чертям…

– А по обычным кто? – перебил вахтершу Костя. – Мне бы специалиста по заклятьям…

– Так тебе тогда к Дрозофиллову надо! – радостно откликнулась добрая женщина. – Он у нас главный лешевед и ягист. Анчуткян – тот кикиморист, а Дрозофиллов в чертологии ну, никому не уступит!

– Так мне к нему? К Дрозофиллову? А как его зовут?

– Еремей Птоломеич. Он на втором этаже в лаборатории «Живой и мертвой воды» сидит. Как наверх подымешься, так по правую руку второй кабинет его будет.

– Спасибо вам огромное, – поблагодарил Костя отзывчивую женщину и быстрым шагом направился к лестнице.

– Да смотри в первую комнату не войди! – крикнула ему вслед вахтерша. – Там у нас чудище трехглавое сохраняется, ух и злющее!.. Правда, спит оно сейчас, как словили, так и спит, будто на воле не выспалось. Но ты, все-таки, не входи, постерегись!

– Не войду! – пообещал Костя, уже миновав первый лестничный пролет.

На втором этаже Косте в нос ударили резкие запахи: пахло серой, подпаленной шерстью и, почему-то, болотом. С непривычки Костю слегка передернуло, и он немного замедлил шаг. Глухое уханье, сопровождаемое странным подхохатываньем, прокатилось по коридору второго этажа и рассыпалось на лестнице. Перед входом в коридор Костя увидел небольшое объявление, написанное красным фломастером на клочке ватмана:

«Съезд водянологов и кикимористов переносится с 5 июня на 21 июня в связи с недомоганием Хухрика Болотного.

Зав. лаб. гидронечисти Л.Т. Анчуткян»

Прочитав объявление, Костя повернул направо. За дверями первого кабинета стояла мертвая тишина. «Спит, наверное, – подумал Костя о трехглавом чудище. – А может быть, его и нет». Но в первую комнату он все-таки заглядывать не стал: к чему сейчас лишние неприятности? (Хотя, если с умом посмотреть на вещи, то будь там трехглавое чудище и загляни к нему Альтер Эго на одну-две минутки, – проблема существования двух Брыклиных была бы решена в момент.) Но Костя, поборов в себе здоровое любопытство, благополучно миновал первый кабинет и тихонько постучался во второй.

– Кто там? – отозвался сердитый мужской голос. – Я занят!

Костя в нерешительности замер на месте.

– В чем же дело? – еще сердитее произнес мужской голос за дверью. – Почему не входите?!

Костя пожал плечами, вытер рукою пот со лба и вошел в лабораторию.

– Здравствуйте, – поздоровался он, еще не видя хозяина лаборатории. – Мне профессора Дрозофиллова… Птоломея Еремеича…

– Еремея Птоломеича, – поправил Костю уже знакомый голос сердитого мужчины. – Это я. Выкладывайте, что вам нужно.

Костя удивленно пошарил глазами по комнате, но никого, не увидел.

– А вы где? – спросил он, обращаясь к огромной колбе с буро-малиновой жидкостью.

– Здесь, где же мне еще быть! – уже мягче ответил загадочный хозяин лаборатории.

И тут из сушильного шкафа показалась лохматая голова профессора Дрозофиллова.

– Я думал – рванет, а она, – он кивнул на колбу, – не рванула. Не те яблочки наливные пошли: с гадостью всякой, с нитратами да прочей мерзостью. Вот и попробуй из них живой воды добыть! – в заключение своей тирады горестно вымолвил Еремей Птоломеич и выпрыгнул из шкафа на пол.

– Познакомимся получше, юноша, – сказал он через минуту, усаживаясь за стол и предлагая жестом сделать то же самое Косте. – Меня зовут Дрозофиллов Еремей Птоломеич. А вас?

– А меня пока зовут Костей… – честно признался Альтер Эго. – А некоторые – Петей. А вообще-то я – человек без имени. Так: Альтер Эго какой-то…

– Альтер Эго? – переспросил с любопытством профессор Дрозофиллов, и в его глазах вспыхнули азартные огоньки ученого-первооткрывателя новых тайн науки. – Интересно, интересно…

– Нас раздвоили, а обратно не сдваивают, – начал торопливо объяснять суть своего дела Брыклин-два. – Петька очень от этого переживает, измаялся просто весь, да и мне не сладко… А она говорит: «Не могу вас обратно соединить – меня дедушка чародейной силы лишил».

– Как лишил? – вырвалось у профессора.

– По телефону, – ответил Костя. – Бухнул сгоряча заклятье и трубку повесил. А нам теперь расхлебывать…

Костя вспомнил о Гвоздикове и невольно всхлипнул:

– А Иван Иванович… Тому каково… в кошачьей шкуре жизнь доживать…