Вячеслав Морочко - Камни и молнии (сборник)

В общей сложности я провел на реке три недели и забыл бы уже о своей телеграмме, если бы не возвращался упорно к мысли о том, что обидеть Нодара, в его состоянии, – то же самое, что обидеть больного ребенка… Но это не значило, что меня безнаказанно можно «выгнать взашей»! «И плевать я хотел, что ему тяжело! Сам, в конце концов, виноват!»

Когда больше не мог оставаться в неведении, попросил знакомого аборигена присмотреть за моторкой, поездом добрался до Риги и, не заезжая домой, помчался к приятелю. Отдышавшись у двери, готовый уже ко всему, придавил аккуратно «таблетку» звонка.

Дверь открыл мне он сам. Я, по правде сказать, ждал увидеть другого Нодара. За время, что мы не виделись, он изменился: был чисто выбрит, одет по-домашнему, но франтовато, поправился, похорошел, его черные с проседью волосы были коротко стрижены, что придавало известное сходство со знаменитым грузином, который все лжет, что его года – его богатство. Я даже подумал, не слишком ли быстро приятель мой успокоился.

– Саша! – обрадовался Нодар. – Где ты пропадал? А я тебе целыми днями звоню!

– Хорошие новости? – мысленно, я себе подмигнул.

– Такие, что можно свихнуться! – вскричал он. Я понял, что зря себя мучил: ему уже хуже не будет.

– Пришла телеграмма: «Возвращаюсь встречай Бирута» – как тебе нравится?!

Изобразив изумление, я напомнил:

– Ты сам говорил, она даст тебе знать…

– Но она никаких телеграмм не давала!

– Кто тебе это сказал?

– Бирута!

– Ага, понимаю, – во сне…

– Да ты что, дорогой, как будто свалился с луны?!

Я объяснил, что меня в самом деле не было в городе.

– Как?! Ты, действительно, ничего не слыхал?! – широко отворив дверь в гостиную, он неожиданно гаркнул кому-то: – Гляди, кто пришел! Представляешь себе, он не знает еще!

Было бы лучше оглохнуть – я дернулся, словно меня обожгло, навалился на дверь, вдруг услышав летучую дробь босых ног. Отзываясь на топоточек, паркет захихикал от счастья. Кровь билась в висках… Помню, как-то Нодар говорил, что наш мозг не выносит «необъяснимой реальности». И действительно, в мире, который нельзя объяснить, невозможно и быть… как без воздуха. Я почувствовал холод и смрад. Шквал ударил в лицо, приподнял, прорываясь под мышками, просвистел, между пальцев, мимо ушей, свалил с ног… Все скукожилось, оледенело и… ухнуло в пропасть.

Очнулся я в доме, где живет задержавшийся на Земле контингент. Как прежде, не верю, что могу умереть. Ненавижу противного старикашку, торчащего передо мной в зеркалах! Ощутив беспокойство при мысли, что сон в своем роде уже репетиция смерти, – поделился тревогой с врачом.

– Не надо драматизировать! – улыбнулась мне женщина с нежными усиками. – Вы должны быть признательны, дедушка: вам за целую жизнь не пришлось испытать чувств сильнее, чем трепет перед этой безносой «красоткой».

1988

События, о которых я расскажу, случились на цветущей планете, где возможности человека могли состязаться только с воображением. Люди проникли в недра и в небеса, одолевали Пространство и Время, умели перевоплощаться физически и совершать еще много разных “чудес”. Жили они очень долго и не знали болезней, пока не обрушилось на планету несчастье, которому дали название Новой Чумы. Без следа и свидетелей эта беда отнимала у общества наиболее преданных Высшей Науке мужей. Ходило поверье, что существует граница познания, и каждый, переступивший порог,превращается в вихрь элементарных частичек.

Однажды среди “райского сада”, в который превращена была суша планеты, гуляли два друга – два корифея, Поэт и мыслитель Аскет.

Поэт шел, любуясь цветами, деревьями, небом, наслаждаясь руладами птиц, дуновением ветра, несущего благоухание трав, в то время, как мысли Аскета уносились к высотам, где хрустальная ясность исключала “туманы” ложных посылок. Столь непохожие они знали друг друга давно, при общении обходились не многим количеством слов, умели часами молчать, поглощенные каждый своим: Аскет – бездной мысли, Поэт – удручающей несообразностью между праздником жизни и ужасом Новой Чумы, одного за другим отнимавшей друзей.

Они научились быть вместе, не мешая друг другу, а если что-то не нравилось, без церемонии “резали правду в глаза”. Вот и теперь, когда, Поэт подобрал с земли крошечный шарик-дробинку, подбросил в ладони и сунул в карман, Аскет не сдержался, спросил: “Эта капля металла тебя вдохновляет?”