Вячеслав Морочко - Камни и молнии (сборник)

Кровь бросилась в лицо Чингизу. Он. ощутил какую-то неведомую опасность, направленную только против него одного, которая исходила от этого беспомощно распростертого в кресле человека. В тембре его голоса, в строе речи, в интонациях заключалось что-то бесконечно волнующее. Охваченный смятением, уже почти механически, борттехник спросил:

– А какими, по-вашему должны быть люди?

По-нашему? – В глазах бритоголового вспыхнули лукавые искорки. – Трудно сказать. Я думаю, прежде всего человек должен быть неповторим…

– Как это неповторим? – Очевидно, каждый по-своему, – ответил Старик. – Ну, возможно, так же, как неповторимы вот эти стихи…

И, прикрыв ладонью глаза, он негромко продекламировал:

«Отец!» – хотел крикнуть Чингиз, но не услышал своего голоса.

1968

Предвидеть катастрофу не удалось. Когда несущиеся во мраке титанические обломки погибшего мира прошили систему Голубой звезды, жаркая планета Рубин сместилась с орбиты и через несколько дней стала ледяной пустыней. Только в горах, накрытых завесой пурги, блуждали два огонька. Это были фары сбившегося с пути транспортера. Выбравшись из-под обвала, машина уже много дней нащупывала выход из лабиринта скал. Глыбами, сорвавшимися в момент катастрофы, был разбит кормовой отсек, где помещалась радиоаппаратура. Вышел из строя гироскопический компас. Он стал давать ложные показания раньше, чем это обнаружилось – три человека в кабине оказались без связи с базой, без данных о местонахождении. Легкий транспортер с негерметичной кабиной, набор тонизирующих средств из бортовой аптечки и подогретый питательный бульон – таковы были их козыри. Внутри кабины – минус двадцать градусов по Цельсию, снаружи – вдвое больше, плюс шквальный ветер со снегом. Не надо объяснять, как мало пригодно тропическое снаряжение в условиях полярной зимы: шорты, безрукавки, летние комбинезоны, походные одеяла и спальные мешки, предназначенные скорее для защиты от насекомых – вот все, чем люди располагали. Объезжая препятствия, транспортер упрямо шел сквозь пургу. И пока машина еще могла двигаться, три человека не теряли надежды.

Имант был старшим тройки биологов, исследовавших тропическую флору планеты. На нем лежала ответственность за судьбы товарищей. Сжимая руль транспортера, он до боли в глазах всматривался в освещенное фарами пространство, чтобы вовремя разглядеть впереди пасть расщелины.

Когда наступало время передавать управление Петеру, Имант откидывался на сидении; кристаллики инея, поднятые движениями людей, медленно оседали, кружились в воздухе, и также неторопливо мысли человека возвращались в привычное русло. В который уж раз он думал о СОД. Всю жизнь биолога манили к себе далекие звезды, но ради СОД, ради осуществления этой последней своей идеи, он возвратился на Землю и целый год проторчал в биоцентре.

Из очередной экспедиции Имант привез споры быстрорастущих водорослей ХИУ и занялся целевой коррекцией их свойств. Все, над чем эти месяцы бился он со своими ассистентами, умещалось в маленьком тюбике со споромазью. Стоило каплю этого вещества нанести на поверхность человеческой кожи, как все тело покрывалось тончайшей пленкой, состоящей из живых волокон. Еще минут через тридцать образовавшийся волокнистый покров отделялся от кожи и обретал замечательную термореактивность: при нагревании становился тонким и проницаемым, при охлаждении расширяясь, уподоблялся пуху и сам начинал выделять тепло. Именно эта парадоксальная реакция на температуру привлекла внимание биолога к водорослям ХИУ. Однако по мере того, как работа подходила к концу, он все больше к ней остывал, представляя себе, как убого будет выглядеть споромазь «на общем фоне грандиозных человеческих свершений».

Когда руководство выделило Иманту двух ассистентов, он в первый же день учинил им экзамен: сверля глазами, в лоб спрашивал «элементарные вещи». Молодые люди или вовсе ничего не могли ответить, или же лепетали вздор. Поражаясь, какой невероятный сумбур царит у них в головах, Имант устроил скандал на ученом совете: по тому, каких ассистентов он получил, уже можно было судить, как в биоцентре относятся к теме его разработки. Услышав ссылку на общие трудности с кадрами, он заявил: «Нет кадров и эти «два друга» тоже – не кадры! Обойдусь кибер-ассистентами!» Когда завели разговор о том, что «лишенные творческого начала» киберы – только слепые исполнители человеческой воли, Имант ушел, хлопнув дверью: кощунственной показалась ему сама мысль о том, что «творческое начало» может иметь что-то общее с «этими ленивыми друзьями». Ассистентов пришлось оставить в лаборатории, но каждый раз один вид их напоминал Иманту как низко его здесь ценят.