Майя Ганина - Тяпкин и Лёша

– Ты не ходи с ней, – попросила я. – Спугнешь зверят, реву будет на весь лес.

Я опасалась, что дед поругается со старичками. Он был у нас характерный, неуживчивый и почему-то терпеть не мог своих ровесников. Дружбу он заводил с молодыми. Тем не менее я побаивалась, как он примет Лёшу. Но тут всё обошлось довольно просто.

– Это ещё что за чучело? – спросил дед, увидев Лёшу.

– Я не чучело, а Лёша, – сказал Лёша обиженно.

– Откуда ты взялся? – Деду, судя по всему, понравилось, что «чучело» разговаривает.

– Я в лесу живу, – объяснил Лёша и показал рукой в сторону песчаной горы. – А ты и спишь в очках?

– Нет, я их снимаю и кладу на стол.

– А они тебе зачем?

– Книжки читать.

– А Любка говорит, чтобы лучше сны видеть!.. – Лёша посмеялся, тараща глаза, потом попросил меня: – Мама, купите мне очки в городе, я тоже хочу книжки читать.

– Очки тебе ни к чему, – сказал дед. – Ты же видишь буквы?

Он открыл какую-то детскую книжку и показал Лёше.

– Вот буква «А», видишь?

– Вижу «А»! – обрадовался Лёша. – И вот вижу «А», и вот я вижу «А».

– Я тоже вижу «А»! – ревниво сказал Тяпкин. – И ещё я «М» знаю. «М» и «А»: «Ма-ма»! Вот.

Я пошла на станцию спокойная. Теперь деду хватит на сутки развлечения – обучать лешонка и Тяпкина грамоте. Дед выучил меня читать в четыре года, сестренка читала уже в три с половиной, ну, а Тяпкин может складывать слоги в, свои три года и два месяца. И это не потому, что очень уж способный – Тяпкин, пожалуй, самый ленивый из нас, – просто деду сейчас делать нечего.

– Дедуш, – сказал Тяпкин, – давай поразговариваем.

Тяпкин сел на крыльце, положив ладошки на колени, и посмотрел на деда снизу. Лёша сел рядом с Тяпкиным, вытянув ноги, и оперся руками позади себя. Так сидеть ему было удобней, чем когда он ноги свешивал. Лёша тоже посмотрел на деда снизу. Дед, в общем, чем-то походил на его старичков: нос большой, зубов нет, шея морщинистая, голова лысая, немножко белых волос у висков и на затылке, на носу очки.

«Ничего, – подумал Лёша. – Неплохой дедушка у Любки. Хороший парень».

– Сейчас чай вскипячу, потом посмотрим, – сказал дед, разжег керосинку и поставил на неё чайник. У него круглые сутки на керосинке кипел чайник, беда просто, сколько он керосину тратил, а ходить за ним было далеко.

– Будем чай пить? – дипломатично спросил Лёша.

– А ты чай любишь? – обрадовался дед, решив, что нашел себе сочашника. – Крепкий чай, брат, я тебе скажу, – незаменимое дело.

Лёша гмыкнул что-то неопределенное, но Тяпкин жестоко сказал:

– Никакой он не чай любит! Он и кисель тоже не любит и компот. Он твердое любит – конфеты!

– Я люблю и мягкие конфеты, – скромно возразил Лёша. – Такие шоколадные…

– Ну, хорошо. – Дед, как ребенок, которому дали новую игрушку, снова взял книжку и сел на крыльце рядом с Лёшей. – Чай закипит скоро, а пока посмотри сюда: это какая буква?

– «А», – без особого труда узнал Лёша. – И вот «А», а вот «О», а вот эта, как домик…

– Не домик, а «Д», – ревниво сказал Тяпкин и подвинулся так, чтобы Лёше не было видно книжку на коленях у деда.

– Дедуш, я тоже хочу смотреть.

– Подожди, – отмахнулся дед и, потеснив Тяпкина, вывернул книжку так, чтобы видел её только Лёша. – А где ещё «Д»? А вот рядом «О», а вот «М». Что вместе вышло?

– Дом! – торопливо выдохнул Тяпкин, ожидая, что дед его похвалит, но дед сердито сказал:

– Не мешай, Люба! Я же не тебя спрашиваю! Я знаю, что ты знаешь.

– А я не знаю, – проворчал Тяпкин. – Я всё давно позабыла про твои книжки. Ну и пожалуйста, я уйду.

Тяпкин сполз со ступенек, медленно хлопаясь задом на каждую, ожидая, что дед его поругает, чтобы он не рвал и не пачкал штанишки, но дед занялся своим Лёшенькой и на Тяпкина внимания не обращал.

Тогда Тяпкин пошел по дорожке вниз до калитки, потом постоял у калитки. Никто его не позвал. Тогда он побрел тропкой вдоль ручья по оврагу, увидел беленького козленочка и встал на четвереньки, чтобы его понюхать. У козленочка уже выросли маленькие рожки, ноги тоже стали подлиннее, вообще он был уже вовсе не такой мягонький и шерстяной, как прежде, когда его нюхал Лёша. Тяпкин всё же потянулся к козленку носом, тот тоже потянулся, потом вдруг встал на дыбки и нагнул голову.

«Ка-ак боднет! – подумал угрюмо Тяпкин и отполз в сторону, куда у козленка веревки уже не хватало. – А Лёшка там сидит, конфеты ест!» – подумал он дальше, поднялся и пошел домой.