Марсель Эме - Голубая книга сказок кота Мурлыки

— Почтеннейшая гусыня, — сказал ослик, изображая негодование. — Я не желаю ничего слушать, пока мяч не будет здесь. Можете передать это своему супругу. Я весьма огорчен за вас, ибо вы хорошая, добрая птица, но ваш муж — упрямец и навлек беду на всю вашу семью.

Гусыня поспешно удалилась, и девочки, которые с трудом удерживались от смеха, смогли наконец дать волю своему веселью.

— Только бы гусь не вздумал прогуляться на пруд, прежде чем решится вернуть мяч, — сказала Дельфина. — А то он сразу увидит, что пруд заперт уже не так крепко.

— Не волнуйся! — сказал ослик. — Сейчас он явится сюда с мячом.

Гусь и в самом деле не замедлил явиться во главе своего выводка. Он нес мяч в клюве и с яростью швырнул его за плетень. Маринетта подобрала его, и гусь собрался было идти на пруд, но ослик сухо остановил его:

— Это еще не все. Ты должен принести извинения девочкам за то, что ты их позавчера искусал.

— О, это не обязательно, — заверили его Дельфина и Маринетта.

— Нет, обязательно, я решительно настаиваю на извинениях. Я не отопру пруд, пока он не попросит у вас прощения.

— Чтобы я стал просить прощения? — вскричал гусь. — Никогда! Лучше я до конца дней своих не буду купаться!

Круто повернув назад, он вместе со всем семейством вернулся на птичий двор и постарался навсегда забыть о пруде, брызгаясь в грязной луже. Гусь продержался так целую неделю, когда же он примирился с необходимостью попросить прощения, лед на пруду уже дней шесть как растаял. Было так тепло, что казалось, на дворе весна.

— Прошу извинить меня за то, что я щипал вас за ноги, — заикаясь от злости, проговорил гусь. — Даю честное слово, что я больше не буду.

— Давно бы так, — сказал ослик. — Я отпираю пруд. Можете идти купаться.

В тот день гусь купался долго. А когда он вернулся к себе на ферму, слух о его злоключениях уже успел разнестись по округе, и ему пришлось терпеть насмешки от всех знакомых животных. Все удивлялись, что гусь оказался так глуп, а осел так хитер. И с этого дня, разумеется, никто уже не считает осла глупым — наоборот, когда человеку хотят сделать комплимент по поводу его ума, говорят, что он мудр, как осел.

Дельфина и Маринетта улеглись в кровати, но яркая луна светила прямо в окно, и сразу заснуть им не удалось.

— Знаешь, кем бы я хотела быть? — сказала Маринетта, та, что посветлее. — Лошадкой. Да, я бы очень хотела быть лошадкой. У меня были бы четыре хорошенькие копытца, грива, роскошный конский хвост, и бегала бы я быстрее всех на свете. Ну и, конечно, я была бы белой лошадкой.

— А по мне, — сказала Дельфина, — так можно и осликом. Я бы согласилась стать серым осликом с белым пятнышком на лбу. У меня тоже были бы четыре копытца, два огромных уха, и я шевелила бы ими сколько хочу, а самое главное, у меня был бы такой нежный взгляд!

Они еще немного поболтали и, в последний раз высказав свое желание: Маринетта — стать лошадкой, а Дельфина — серым осликом с белым пятнышком на лбу, — наконец уснули. Через час зашла луна. Наступила ночь, непроглядная, небывало черная. Многие в деревне наутро говорили, что в этой темнотище они слышали звон цепей и одновременно тихую музыку, словно из табакерки, а к тому же и свист, какой бывает в бурю, хотя даже и ветра ночью не было. Домашний кот, который о многом, конечно, догадывался, несколько раз приходил под окна к девочкам и громко звал, их, но они спали так крепко, что не слышали. Тогда он послал пса, но и пес не смог разбудить их.

Довольно поздно утром Маринетта приоткрыла глаза, и ей показалось, что на подушке сестрички шевелятся большие пушистые уши. А ей самой было как-то тесно и неудобно, даже повернуться в постели она не могла. Сон, однако, оказался сильнее любопытства, и веки ее снова сомкнулись. Дельфина, тоже совсем сонная, взглянула на кровать сестренки. Ей показалось, что Маринетта стала огромной, как-то странно разбухла, однако ее тоже сморил сон. Через минуту они окончательно проснулись и обе попытались разглядеть свои подбородки, им показалось, что лица у них как-то странно вытянулись и совсем изменились. Повернув голову и посмотрев на кровать сестры, Дельфина громко вскрикнула. Вместо белокурой головки, которую она ожидала увидеть, на подушке Маринетты лежала лошадиная морда. Маринетта изумилась не меньше, увидев перед собой голову осла, и тоже вскрикнула. Обе несчастные сестрицы, широко раскрыв глаза и подняв головы, изучали друг друга, не понимая, что же с ними такое приключилось. Куда подевалась сестра, удивлялась каждая, почему это вместо нее в ее постели лежит животное. Маринетта чуть не рассмеялась, но, поглядев на себя, увидела лошадиную грудь, заросшие шерстью ноги, копыта, и поняла, что их вчерашние желания сбылись. Дельфина тоже посмотрела на свою серую шерстку, на копыта, на тень от своих длинных ушей на простыне, и тоже все поняла. Она тяжело вздохнула, но из ее мокрых губ вырвалось только фырканье.