Хью Лофтинг - Доктор Дулитл на Луне

Теперь о Чи-Чи. Конечно, обезьянка нуждалась в более основательном питании. Но при любых обстоятельствах она умела снабдить себя всем необходимым сама. Я никогда не встречал столь ловкого интенданта. Если кто-то из нас чувствовал голод, она тут же отправлялась в совершенно незнакомый лес и находила там дикие плоды и орехи, определяя по запаху, годятся ли они в пищу. Как она это делала, не в силах был понять даже Джон Дулитл. Впрочем, и сама Чи-Чи этого не понимала.

Ну а я — я, хотя и не имел ученого звания, вполне успешно справлялся с обязанностями секретаря географической экспедиции и в достаточной степени освоил методы Доктора Дулитла.

Наконец, сам Доктор. Из всех ученых натуралистов, когда-либо стремившихся раскрыть тайны неизведанных стран, ни один не обладал качествами Джона Дулитла. Доктор никогда не позволял себе предвзятых, самоуверенных суждений. К любой научной проблеме он подходил по-младенчески непосредственно, и поэтому ему всегда было легко получать знания самому и передавать их другим.

Да, наш отряд выглядел очень странно. Большинство ученых, я думаю, подняли бы нас на смех. И тем не менее отряд этот обладал многими достоинствами, которыми не могла бы похвастать никакая другая экспедиция.

Как всегда, Доктор не стал тратить время на приготовления. Другие путешественники почти наверняка начали бы с подъема флага и исполнения государственного гимна. Но Джон Дулитл не был похож на других. Убедившись в общей готовности, он тут же отдал приказ к выступлению. И, не говоря ни слова, Чи-Чи и я (Полинезия уселась у меня на плече) построились за Доктором и тронулись с места.

Не помню, когда еще мне было так трудно избавиться от мысли, что я вижу сон, как в первые несколько часов, проведенных нами на Луне. Сознание, что, мы идем по незнакомому миру, где прежде не бывал ни один человек, соединявшееся с исключительным чувством легкости и свободного парения в воздухе, постоянно заставляло меня искать подтверждений, что я бодрствую и нахожусь в здравом уме. Поэтому я то и дело заговаривал с Доктором, Чи-Чи или Полинезией — даже когда мне нечего было им сказать. Но громовые раскаты моего собственного голоса, звучавшие всякий раз, как я забывал говорить шепотом, лишь усугубляли ощущение полной нереальности происходящего.

И все же постепенно, мало-помалу, мы привыкали к новой обстановке. Что и говорить, у нас не было недостатка в свежих впечатлениях и зрелищах, целиком поглощавших наше внимание. Причудливая, ежесекундно меняющаяся окраска ландшафта лишала нас ориентации в пространстве и полностью сбивала с толку. У Доктора был маленький карманный компас. Но, посмотрев на него, мы обнаружили, что компас находится в еще большей растерянности, чем мы сами. Стрелка, точно ополоумев, безостановочно вращалась на оси, и все попытки Джона Дулитла привести ее в спокойное состояние не имели успеха.

Оставив компас, он решил довериться своему лунному атласу, а также природному глазомеру и способности ориентироваться на местности. Доктор двигался в направлении замеченного им дерева: оно должно было находиться там, где кончался один из горных хребтов. Но в этом районе Луны все хребты выглядели почти одинаково. Атлас ничем не мог нам помочь. За спиной у нас высилось несколько вершин, которые мы вроде бы сумели найти на карте; но из тех, что виднелись впереди, нельзя было опознать ни одной. Это лишний раз подтверждало, что мы продвигаемся к обратной стороне Луны, которую еще не видел ни один земной человек.

— По всей вероятности, Стаббинс, — сказал Доктор (в то время как мы без усилий неслись большими скачками по рыхлому песку, в котором обычно так вязнут ноги), — вода есть только на другой стороне Луны. Может быть, из-за этого астрономы и думали, что на Луне вообще нет воды.

Что касается меня, то я с такой жадностью озирался по сторонам в ошеломлении от новых и новых зрелищ, что даже не заметил — пока Доктор не обратил на это мое внимание, — насколько мягким и приятным был лунный климат. Одно из опасений Джона Дулитла перед путешествием заключалось в том, что на Луне нас может встретить невыносимая жара или арктический мороз. Но, если не считать трудностей, вызванных непривычными качествами атмосферы, нельзя было и пожелать более прекрасных природных условий. Нас все время овевал легкий ровный ветерок, и температура воздуха оставалась практически одной и той же.