Сказки и песни цыган России

Миновал год. Начала жена Пихты мучиться, рожать время подошло. Когда родился сын, подзывает Зара мужа и говорит:

— Вижу я, собираешься ты сына крестить. Но прости меня, муж мой любезный, уж больно нездоровится мне сейчас, не могу я в церковь ехать, давай дадим ему имя сами. Пока. А когда я поправлюсь, тогда и окрестим.

— Хорошо, пусть будет по–твоему, — согласился Пихта, — только каким именем мы назовем его?

Стал думать Пихта, да только какое имя он ни скажет, все не нравится Заре, уже сто имен перебрали, а все жене не по нраву. Любил Пихта свою жену, уважал настолько, что никогда поперек ее слова не делал.

— Так дай, — говорит, — ты сама имя мальчику. Какое имя дашь — такое и будет.

— Давай, Пихта, — говорит Зара, — назовем нашего сына Бэнгом [Черт ( цыг. )].

— Ну что ж, Бэнг так Бэнг, чем не имя для цыгана.

На том и порешили. В тот же вечер Зара подзывает мужа и говорит ему:

— Ты послушай, Пихта, что я тебе скажу. Но только помни: выполни мою просьбу, и тогда все у нас будет хорошо. Ты видишь, как я болею сейчас, как мучаюсь. Прошу тебя, три дня не заходи ко мне в полог, иди в другое место и там отдыхай. А меня трое суток не касайся, даже одним глазом не смей на меня посмотреть.

Пообещал Пихта. Пошел в другой полог и лег отдыхать. День прошел, не терпится Пихте. «Как, — думает, — жена там моя, Зара? Может, ей помочь надо, принести что–нибудь?» Хотел было пойти к ней, да вспомнил о своем обещании. Второй день проходит. Еще больше заскучал Пихта. Хоть одним глазком хочет на жену свою посмотреть. Настала третья ночь. Совсем Пихте невтерпеж.

— Да что же это такое! — крикнул он в сердцах. — Выходит, я даже на свою собственную жену взглянуть не могу?

И отправился он к Заре. Открыл полог, глянул и аж окаменел. Сидит Зара в пологе, над тазом с водой склонилась и шепчет что–то, а на голове у нее рожки торчат. Испугался Пихта и вскрикнул, а она как вскочит:

— Что ты наделал?! Ну зачем ты не сдержал свое слово? Дождался бы утра, и жили бы мы с тобой припеваючи много лет. А теперь не жена я тебе. Колдовского заклятия смыть не могу. Остается тебе сын наш Бэнг. Да только смотри береги его. Пройдет время, и станет он знаменитым цыганом. Таким знаменитым, что люди песни о нем сложат. А с тобой быть мне не судьба.

Да хотя бы и двадцать рогов на голове жены увидал Пихта, все равно бы от нее не отступился.

— Зара, жена моя дорогая, не уходи, не боюсь я колдовского заклятия, не пугают меня рога на твоей голове. Будем жить с тобой, как жили раньше.

— Нет, Пихта, нет, от судьбы не уйдешь! Вышла Зара из шатра и пошла в лес, а Пихта не отстает, бежит за ней следом и кричит:

— Не уходи, Зара, постой!

— Ах, Пихта, если бы ты трое суток не заходил в шатер, все было бы по–другому.

А лес все гуще и гуще. Вдруг останавливается Зара и оборачивается:

— Слушай, Пихта, моё последнее слово. Иди обратно в шатер, бери сына и отправляйся к своей старой жене Рубине. Пусть она поможет вырастить Бэнга.

Сказала так Зара и сгинула, словно и вовсе не было ее. Долго метался Пихта по лесу, кричал, звал жену свою, да только эхо одно откликалось ему. Утром, выбившись из сил, Пихта вернулся в табор. А вернувшись, запряг коня, нагрузил телегу скарбом, взял маленького Бэнга и поехал в родные места, к Рубине.

Обрадовалась Рубина его возвращению. А так как своих детей у нее не было, то привязалась она к Бэнгу, как к родному сыну. Только имени этого она слышать не могла и повезла ребенка в церковь крестить, где дали ему имя Вайда. Рос мальчик красивым, смышленым и здоровым. Когда ему исполнилось два года, со всей округи стали съезжаться цыгане посмотреть на такого красавца. А когда Рубина появлялась на ярмарках и Вайда–Бэнг, по–цыганскому обычаю, сидел у нее за спиной, собирались толпы зевак посмотреть на удивительно красивого цыганенка. Год от года прибавлял Вайда в силе и в красоте. С детских лет приучил Пихта сына к лошадям, и все цыгане удивлялись, что даже самые дикие лошади слушались цыганенка.

Наконец исполнилось мальчику восемнадцать лет. Как–то раз подъезжает отец Вайды к большому цыганскому табору. Сделал шатер, а когда начало смеркаться, пошел к костру, где собрались старики–цыгане. Подсел в кружок и стал прислушиваться к общему разговору. Говорили о лошадях. И вот вступил один старый цыган.

— Знаю я, — говорит, — про одну лошадь. Таких лошадей в мире не отыщешь. Никто еще на земле на эту лошадь не садился. Даже близко она человека не подпускает.