Астрид Линдгрен: Приключения Эмиля из Леннеберги

— Не причитай и не хныкай! — зло сказал он. — Альфред скоро поправится, это точно.

Тогда Крюсе-Майя сменила пластинку:

— Ну да, милый Эмиль, он выздоровеет, он скоро выздоровеет. — Для пущей убедительности она коснулась рукой Альфреда, который лежал неподвижно, и еще раз громко подтвердила: — Конечно, ты поправишься, Альфред. Я в этом не сомневаюсь.

Но потом она поглядела на узкую дверь его каморки и пробормотала себе под нос:

— Не пойму, как протащат сквозь эту дверь гроб. Эмиль услышал эти слова и заплакал. Он испуганно дернул отца за куртку:

— Надо отвезти Альфреда к доктору в Марианнелунд, как мама сказала.

Тут папа и мама Эмиля как-то странно посмотрели друг на друга. Из-за снегопада попасть в Марианнелунд не было никакой возможности, и они это понимали. Выхода не было. Но как сказать об этом Эмилю? Потому-то они и стояли, печально опустив глаза. Папа и мама Эмиля тоже очень хотели спасти Альфреда, но просто не знали, что можно сделать. Они молчали.

Потом папа Эмиля, ни слова не говоря, вышел из комнаты. Но Эмиль не отступал. Он бежал за папой по пятам, он плакал, просил, кричал и угрожал, он даже ругался, и, представь себе, его папа не рассердился, а все только тихо повторял:

— Это невозможно, ты же сам понимаешь, что это сейчас невозможно.

Лина сидела на кухне и плакала, не утирая слез.

— А я-то думала, мы весной поженимся. Выходит, зря надеялась. Альфред умрет, а я останусь, как дура, с четырьмя простынями и полдюжиной полотенец! У-у-у!

Наконец Эмиль понял, как обстоит дело: помощи ждать было не от кого. Он вернулся в каморку Альфреда и просидел там весь день — это был самый долгий день в жизни Эмиля. Альфред лежал в забытьи. Только иногда он открывал глаза и всякий раз спрашивал: "Ты здесь, Эмиль?"

Эмиль видел в окно, что метель все не унималась, и он с таким пылом ненавидел этот снег, что от накала его чувств должны были, казалось ему, растопиться все снежные завалы не только в Леннеберге, но и во всем Смоланде.

Но снег все валил и валил, и Эмилю чудилось, что скоро он засыплет весь мир.

Зимние дни — короткие, но тем, кто, как Эмиль, сидит и ждет, они кажутся невыносимо длинными. Надвигались сумерки, скоро спустится ночь.

— Ты здесь, Эмиль? — снова спросил Альфред, но было заметно, что ему стало еще труднее произносить эти слова.

Мама Эмиля принесла бульон и заставила Эмиля выпить чашку. Она попыталась покормить с ложечки и Альфреда, но есть он не мог. Мама вздохнула и ушла.

Поздно вечером пришла Лина и сказала, что Эмилю пора спать. Но напрасно они рассчитывали, что он уйдет от Альфреда.

— Я лягу на полу возле Альфреда, — твердо сказал Эмиль. Так он и сделал.

Он нашел старый тюфяк и попону, больше ему ничего и не надо было, чтобы улечься. Впрочем, заснуть ему все равно так и не удалось. Он лежал с открытыми глазами, глядел, как пылают уголья в печи, слушал, как тикает будильник Альфреда, и как прерывисто он дышит, и как время от времени стонет. Иногда Эмиль впадал в дремоту, но всякий раз тут же вскакивал. Его жгла тревога, и с каждым часом ему становилось все яснее, какую ужасную ошибку они совершают: ведь скоро будет уже поздно, произойдет нечто непоправимое.

Часа в четыре утра Эмиль понял наконец, что ему надо делать: он должен попытаться доставить Альфреда к доктору в Марианнелунд, даже если оба они, он сам и Альфред, погибнут в дороге.

"Нельзя лежать вот так в постели и покорно ждать смерти! Нет, этого не будет!"

Впрочем, вслух он этих слов не произнес, а лишь подумал, но зато принял твердое решение и тут же начал его осуществлять. Важно было уехать прежде, чем на хуторе кто-нибудь проснется, иначе ему помешают сделать то, что он задумал. В его распоряжении всего час, пока Лина не встала доить коров, и за этот час он должен все успеть.

Никто не знает, как трудно пришлось Эмилю и сколько он сумел всего переделать за этот час. Надо было вытащить из сарая сани, вывести из конюшни Лукаса, запрячь его, а главное, надо было поднять Альфреда с постели и дотащить до саней — а это оказалось труднее всего. Бедняга Альфред едва держался на ногах, всей своей тяжестью опирался он на Эмиля, а когда ему удалось, наконец доплестись до саней, он свалился как подкошенный на лежавшую там овчину и больше не шевельнулся, словно он уже умер.

Эмиль заботливо укрыл его другой овчиной и подоткнул ее со всех сторон так, что торчал только кончик носа, а потом сам взгромоздился на облучок, дернул вожжи и крикнул Лукасу, чтобы он трогал. Но Лукас не сдвинулся с места, а только повернул голову и удивленно посмотрел на Эмиля. Неужели тот всерьез предлагает ему выезжать со двора в такую метель? Разве Эмиль не понимает, что нельзя сейчас пускаться в путь?