Роальд Даль: Волшебное лекарство Джорджа

— Я еду в деревню за покупками, — сказала мама в субботу утром. — А ты будь хорошим мальчиком и не вздумай что-нибудь отмочить.

Вообще-то говорить такое мальчикам не очень разумно. Джордж немедленно задумался о том, что бы такое ему отмочить.

— И не забудь ровно в одиннадцать дать бабушке лекарство, — сказала мама. Потом она вышла и закрыла за собой дверь.

Бабушка, дремавшая в кресле у окна, приоткрыла злобный глазок:

— Слыхал, Джордж, что сказала мама? Смотри не забудь дать мне лекарство!

— Не забуду, бабушка, — ответил Джордж.

— И уж постарайся хоть раз в жизни вести себя прилично, пока её нет дома.

— Постараюсь, бабушка, — ответил Джордж. Джорджу жилось скучно, хоть вой. Играть ему было не с кем: братьев и сестёр у него не было, друзей тоже не было, потому что их ферма — папа его был фермером — располагалась вдали от всего на свете. Джорджу опротивело целыми днями глазеть на свиней, и кур, и коров, и овец. Но больше всего ему опротивело жить под одной крышей с бабушкой, этой старой селёдкой. А сейчас ещё и возись тут с ней в одиночку. Не лучший способ провести субботнее утро.

— Для начала можешь заварить мне чаю, — сказала бабушка. — Хоть какое-то занятие. Несколько минут без баловства — и то хлеб.

— Хорошо, бабушка, — сказал Джордж. Джордж терпеть не мог бабушку, да и за что её было любить? Только о себе и думает, злыдня старая. У неё были бледно-коричневые зубы и крошечный ротик, сжатый в кружочек, как собачий зад.

— Сколько тебе сегодня положить сахару, бабушка? — спросил Джордж.

— Одну ложку, — сказала она. — И без молока.

В большинстве своём бабушки — милые, ласковые, заботливые старушки. Но только не эта.

Эта каждый божий день с утра до вечера сидела в своём кресле у окна и без конца ворчала, бурчала, брюзжала, бухтела и бранилась. Ни единого разу, даже в самом хорошем настроении, она не улыбнулась Джорджу, не спросила: «Ну, как дела?», или «А не сыграть ли нам с тобой в „Змеи и лестницы“?», или «Что сегодня было в школе?».

Она, похоже, вообще никем не интересовалась, кроме собственной персоны. Несчастная старая грымза.

Джордж пошёл в кухню и сделал бабушке чай из пакетика. С одной ложечкой сахару и без молока. Он тщательно размешал сахар и понёс чашку в гостиную.

Бабушка сделала глоток.

— Несладко, — сказала она. — Ещё сахару. Джордж отнёс чашку обратно в кухню и добавил ещё ложечку сахару. Снова перемешал и аккуратно понёс бабушке.

— А блюдце где? — спросила она. — Без блюдца пить не буду.

Джордж принёс ей блюдце.

— И ложечку, будь уж так любезен.

— Я размешал тебе сахар, бабушка. Хорошо размешал.

— Я уж как-нибудь сама размешаю, спасибо, — ответила она. — Принеси ложечку!

Джордж принёс ей ложечку.

Когда мама и папа были дома, бабушка с ним так не обращалась. Она начинала им помыкать, только когда он оставался в её полном распоряжении.

— Знаешь, в чём твоя беда? — спросила она, уставившись на Джорджа поверх чашки и гадко поблёскивая глазками. — Ты слишком быстро растёшь. Когда мальчик слишком быстро растёт, он вырастает лодырем и тупицей.

— Но, бабушка, я же сам по себе расту. Я ничего не могу с этим поделать.

— Очень даже можешь, — возразила она. — Расти — это просто дурная детская привычка.

— Но человек должен расти, бабушка. Если не расти, никогда не станешь взрослым.

— Чепуха и вздор, — сказала она. — Посмотри на меня. Я расту? Расту или нет, скажи? Вот то-то же.

— Но ведь когда-то ты росла, бабушка.

— Разве что самую малость, — ответила старуха. — Я бросила это дело ещё в младенчестве, вместе с прочими дурными детскими привычками, такими как лень, непослушание, и жадность, и неряшливость, и расхлябанность, и глупость. А ты, насколько мне известно, ни от одной из этих привычек так и не отказался.