Кэтрин Арден - Медведь и соловей

Ольга и Василиса остались один во дворе, слушали колокольчики на санях, пока их не скрыло утро.

Прошло две недели в пути, они задерживались, но не опасно. Петр и его сыновья прошли окраину Москвы, кипящую торговлей на холме у Москва — реки. Они учуяли город раньше, чем увидели, поднимался дым десяти тысяч костров, а потом из дыма появились купола — зеленые, алые и синие. Наконец, они увидели сам город, большой и запущенный, как красивая женщина с грязными ногами. Высокие золотые башни поднимались гордо над бедными, позолоченные иконы смотрели непоколебимо, пока князья и жены фермеров целовали их лица и молились.

Улицы были в снежной грязи, смешанной несметным количеством ног. Нищие с почерневшими от холода носами цеплялись за стремена юношей. Коля отбивался, а Саша пожимал их грязные руки. Красное зимнее солнце двигалось к западу, когда они добрались, уставшие и в грязи, до больших деревянных ворот, украшенных бронзой и окруженных башнями. Дюжина лучников следила за дорогой со стены.

Они холодно посмотрели на Петра, сани и его сыновей, но Петр передал их капитану бочку хорошей медовухи, и их мрачные лица тут же смягчились. Петр поклонился капитану, потом его людям, и стражи помахали ему с хором комплиментов.

Кремль сам по себе был городом: дворцы, хижины, конюшни, кузни и много недостроенных церквей. Хотя изначально стены были двойным слоем дуба, с годами дерево изгнило. Брат Марины, великий князь Иван Иванович, приказал заменить их стенами, что были крепче. В воздухе разносился неприятный запах глины, которую пекли на балке, плохо защищающей от огня. Всюду вопили плотники, стряхивали опилки с бород. Слуги, священники, бояре, стражи и торговцы ходили вокруг, шумя. Татары на хороших лошадях терлись плечами с русскими торговцами, направляя сани. Все кричали при малейшем поводе. Коля потрясенно смотрел на давку, с трудом скрывал волнение. Его конь дернулся от прикосновения всадника к поводьям.

Петр уже бывал в Москве. Несколько слов, и их лошадей приняли в загон, нашли место для саней.

— Пригляди за лошадьми, — сказал он Олегу, самому спокойному из его людей. — Не оставляй их, — всюду были праздные слуги, хитрые торговцы и бояре в нарядах. Лошадь могла мигом пропасть и больше не найтись. Олег кивнул, коснулся грубым пальцем рукояти длинного ножа.

Они послали весть об их прибытии. Их гонец встретил их у конюшни.

— Вас вызывают, сударь, — сказал он Петру. — Великий князь за столом, он приветствует брата с севера.

Дорога от Лесной земли была долгой, Петр был грязным, уставшим и замерзшим.

— Хорошо, — кратко сказал он. — Мы идем. Оставь это, — последнее он сказал Саше, который убирал лед с копыта своей лошади.

Они умыли грязные лица холодной водой, надели кафтаны из толстой шерсти и шапки из сияющего соболя, убрали мечи. Город — крепость был переполнен церквями и деревянными замками, земля была в навозе, воздух наполнял дым. Петр шел за гонцом быстрыми шагами. За ним Саша смотрел, щуря глаза, на позолоченные купола и яркие башки. Коля был не менее осторожен, но смотрел на лошадей и оружие всадников.

Они добрались до двойных дубовых дверей, что открылись в зал, полный людей и собак. Большие столы стонали от яств. В дальнем конце зала на высоком резном стуле сидел мужчина с яркими волосами, ел кусочки мяса, что лежало перед ним.

Ивана II звали Иваном Красным, Иваном Милостивым. Он уже не был юным, ему было около тридцати. Его старший брат Симеон правил до него, но умер от чумы горьким летом.

Великий московский князь был очень светлым. Его волосы сияли, как бледный мед. Женщины собирались вокруг золотой красоты князя. Он был умелым охотником, мастером гончих и лошадей. Его стол скрипел под весом жареного кабана в травах.

Сыновья Петра сглотнули. Они были голодными после двух недель зимнего пути.

Петр прошел по большому залу, сыновья — за ним. Князь не отрывал взгляда от ужина, хотя на них со всех сторон смотрели хитро или с любопытством. Камин, в котором можно было запечь быка, горел за столом князя, и лицо Ивана было в тени, как и лица остей. Петр и его сыновья остановились перед возвышением и поклонились.

Иван пронзил свинину ножом. Кровь была на его желтой бороде.

— Петр Владимирович, да? — медленно сказал он, жуя. Его хмурый взгляд скользнул по ним от шапок до сапог. — Муж моей сестры? — он глотнул медового вина и добавил. — Пусть она покоится с миром.

— Да, Иван Иванович, — сказал Петр.