Поль Вайян-Кутюрье - Бедный Ослик и жирная Свинья

— Вот, видишь, — говорил он похрюкивая, — вот видишь, как плохо быть обжорой! Теперь и у тебя распух нос. Но у меня-то он раздулся оттого, что в него продели драгоценные серебряные серёжки, а у тебя из-за чего? Только из-за твоей глупости и жадности!

Ослик выл от боли:

— И ты ещё смеешь называть меня обжорой! Тебе-то хорошо говорить — ты даже не знаешь, что такое голод!.. Ах ты, свиное отродье! Лентяй! Грязное рыло!.. Дай только до тебя добраться — и я превращу тебя в лепёшку моими подковами!

Неизвестно, чем бы это кончилось, но тут из дому выбежал дядюшка Франсуа.

— Шершни! — закричал он. — Проклятые шершни! Что они с ним сделали!

И так как дядюшка Франсуа тоже прекрасно знал, что семь шершней могут погубить осла (а рабочий осёл, как известно, стоит недёшево), то он впервые пожалел Ослика и велел смочить ему морду винным уксусом.

Поросёнок был изумлён и возмущён свыше всякой меры.

Но так как Ослик чуть не искалечил Розового Поросёнка и вдобавок сломал дверь, то после леченья он получил на закуску недурную порцию палочных ударов.

Поросёнок был очень доволен и говорил, похрюкивая:

— Существует всё-таки человеческая и божеская справедливость, которая всегда охраняет интересы свиней.

Один только Сквозняк пожалел Ослика. Он потихоньку проник к нему в стойло, чтобы освежить и погладить его морду, которая распухла и сделалась чуть ли не больше, чем у гиппопотама.

Прошла весна, наступило лето — знойное лето, какое обычно бывает в Пиренеях, когда ручьи напрягают все силы, чтобы не пересохнуть до последней капли.

Полевые работы были в самом разгаре. Бедному Ослику приходилось трудиться с утра до ночи. И чем больше он работал, тем больше худел. А чем больше худел Ослик, тем жирнее становился Поросёнок.

Дело в том, что Поросёнок продолжал бездельничать, а жрал за пятерых. Жрал и привередничал. Если похлёбка, бывало, хоть немножко простынет или загустеет, Поросёнок наотрез отказывался от еды.

Однажды на ферме произошёл настоящий скандал. Поросёнок отказался от кушанья из отрубей, картофеля и свёклы, сваренного как следует, на медленном огне, не слишком горячего и не слишком холодного.

Маринетта совсем растерялась; она ничего не понимала и позвала дядюшку Франсуа, который явился, опираясь на Суковатую Палку.

«Вот это хорошо, — подумал Ослик, — теперь наконец достанется и Поросёнку! Пришёл, видно, и его черёд познакомиться с Палкой».

И, злорадно поглядывая на Поросёнка, он фиолетовым языком облизывал губы.

Маринетта ласкала Розового Поросёнка, гладила ему живот, чесала за ушами, но Розовый Поросёнок не соизволил даже хрюкнуть в ответ. Он стоял неподвижно возле своего котла, разобиженный, надутый, задрав кверху рыло.

— Ну, стало быть, он болен, если не ест, — сказал дядюшка Франсуа.

И Маринетта повторила:

— Стало быть, болен.

«Болен! Болен! — возмущался Ослик. — Как бы не так! Попробуйте-ка хорошенько полечить его Суковатой Палкой — и он у вас живо поправится».

— А ведь похлёбка превкусная и сварена как следует, — уверяла Маринетта.

— Посмотрим, посмотрим, — проворчал дядюшка Франсуа и опустил палец в котел.

— Да, — пробормотал он, — варево и на самом деле не слишком горячее и не слишком холодное. А вот посмотрим, каково оно на вкус.

И дядюшка Франсуа сунул мокрый палец в рот.

Тут он пришёл в ярость и поднял к небу Суковатую Палку.

«Ну, начинается!» — подумал Ослик и стал ждать, что будет дальше.

Но произошло совсем не то, чего он ожидал. Суковатая Палка, поднятая кверху, обрушилась не на Поросёнка, а на бедную Маринетту.

— Дура! Соль! — кричал дядюшка Франсуа. — Ты забыла соль! Поросёнок, небось, знает, чего ему надо. Сейчас же беги за солью, а не то я тебе бока обломаю!

Маринетта, почёсывая бока, побежала так же проворно, как бежал Ослик, когда ему приходилось иметь дело с Палкой дядюшки Франсуа.

Через минуту Маринетта принесла пригоршню соли, посолила похлёбку, попросила прощенья у дядюшки Франсуа и опустилась на колени перед Розовым Поросёнком, чтобы как-нибудь ублажить его. И Розовый Поросёнок соизволил наконец приняться за еду, виляя хвостиком и громко чавкая.

У Ослика даже ноги подкосились от негодования:

«Вот до чего можно избаловать Поросёнка! Это просто безобразие!»

Но не успел он это подумать, как дядюшка Франсуа обернулся и, неизвестно за что, огрел Ослика Суковатой Палкой по тощей спине.