На лист клевера прямо над Рылейкой приземлился серый кузнечик, и тяжёлая искрящаяся капля росы упала на неё, окатив с головы до ног. Корнюшон прыснул со смеху. Тётя остановилась, критически посмотрела на племянника, слизнула с губ воду. По-собачьи встряхнулась, обдав Корнюшона брызгами, и как ни в чём не бывало пошла дальше. Корнюшон тоже облизал губы и отправился следом.
— Ты смотри, осторожней здесь. Поглядывай по сторонам, — предупредила Рылейка и показала племяннику шпагу. — Держи наготове.
Вскоре они набрели на заросли земляники. Тётя срубила самую спелую ягоду, разделала её на дольки, как мы разделываем арбуз, и протянула одну Корнюшону. Через полчаса мальчик понял, что не может больше съесть ни кусочка, отвалился на спину и стал сквозь траву глядеть на небо. Там всё было как обычно: солнце светило, облака плыли, стрижи и ласточки летали. Корнюшон почувствовал себя совершенно счастливым. Впереди оставалось ещё больше половины лета, школа была далеко (ведь маленькие человечки тоже ходят в школу!), ни забот, ни хлопот не предвиделось. Нужны ли ещё какие-то поводы для радости мальчику десяти лет от роду?
— Так-так-так, — послышался голос Рылейки. — Ну что ж, не пора ли прогуляться?
Корнюшон был не против. Но не успели они сделать и нескольких шагов, как земля под их ногами провалилась и они очутились в сырой и тёмной норе. Повсюду из стен торчали корешки трав и деревьев. Рылейка потянула носом. «Зверем пахнет», — тревожно пробормотала она. Корнюшон сжал в руке рукоятку шпаги и прижался к тёте. Та похлопала его по плечу, посмотрела вверх. Дыра, сквозь которую они провалились, была высоко — не достать. «Делать нечего, — сказала тётя, — надо искать выход». Идти было непросто, ход то нырял вниз, то шёл вверх. Дорогу путникам то и дело преграждали насыпи обвалившейся земли. Хорошо ещё, что нора проходила близко от поверхности земли и сквозь трещины в потолке просачивался скудный свет.
Случалось, что холодные и скользкие дождевые черви касались их ног, и тогда путешественников пробирала неприятная дрожь. Корнюшону всё время казалось, что из-за очередного поворота покажется страшная и уродливая голова невиданного зверя, живущего в этой норе. С огромными клыками, вздыбленной шерстью и круглыми злыми глазами. Мальчик от страха еле шёл. Но поворот следовал за поворотом, а никаких зверей всё не появлялось. Страх понемногу отступил.
Проблуждав по подземным переходам несколько часов, Корнюшон и Рылейка совершенно выбились из сил и уселись отдохнуть. На бледных корешках, что свисали отовсюду, виднелись капельки холодной влаги. Корнюшон вспомнил, как утром на траве сверкала и переливалась под солнцем роса, и ему стало не по себе.
— А вдруг мы отсюда вообще никогда не выберемся? — спросил он у Рылейки.
— Разве тебе здесь так нравится?
— Совсем не нравится.
— Тогда в чём же дело? Зачем мы будем тут оставаться? Обязательно выберемся.
Тётя была спокойна. Корнюшон подумал и решил, что и ему тоже беспокоиться незачем.
— В путешествия затем и отправляются, чтобы случались приключения, — сказала она, зевая. Потом вытащила из кармана рубашки сухарь, сунула его в руку Корнюшона. — На, погрызи.
Мальчик впился зубами в твёрдый, как камень, сухарь. В минуту расправился с ним его и, почувствовав себя сытым и спокойным, привалился к тёте и уснул. Задремала и Рылейка.
Их разбудил шорох. Из темноты норы к ним приближался кто-то большой и неторопливый. Он громко сопел и напевал вполголоса:
Пусть света нет, и всюду сырость,
И дом мой корни оплели,
Но что мне в трелях соловьиных?
Что проку в них, что проку в них?
В моих таинственных пещерах
Нет суеты и толкотни,
Здесь всюду мрак, покой и гнилость,
Здесь всё моё, здесь я один.
Но так бывает, я скучаю,
Что слова некому сказать,
Что чудеса мои и тайны
Никто не сможет увидать.
Читать дальше