Кэтрин Ласки - Легенды ночных стражей 2 - Вторжение

Могучий враг едва не одолел нас. После захвата Сант-Эголиуса он стократно увеличил свою силу и стал представлять угрозу для всего совиного мира. Однако мы вступили в борьбу, храбро сражались и вышли из войны победителями.

Мы вступили в эту войну по простой и благородной причине. Мы верим в свободу каждого живого существа, будь то сова, змея или медведь. Мы верим в то, что свобода рождает чувство собственного достоинства, тогда как всякая попытка поработить разум отдельного существа или целый народ уничтожает и свободу, и достоинство. Если нашей цивилизации суждено выстоять, процветать и продолжаться, то только на основе свободы каждого из нас.

А теперь мы хотим выразить свою сердечную признательность и воздать должное своим братьям и сестрам из Северных Царств, без помощи и поддержки которых наша задача могла бы оказаться невыполнимой. Ледяные Клювы! Дивизия Глаукса Быстрокрылого! Ледяные Кинжалы! Славные кильские змеи! Мы благодарим всех вас и восторгаемся вашей храбростью!

Слова его утонули в оглушительном уханье Ночных Стражей и радостных возгласах сов из Северных Царств. Прошло добрых несколько минут, прежде чем Эзилриб покачал крылом, призывая собравшихся к тишине:

— В последние два года мы понесли тяжелые утраты. Я бы очень хотел заглянуть в будущее и заверить всех вас, что эти потери были последними. Но никому не дано этого знать. Мы видели, как Чистые осквернили прекрасное слово «чистота», превратив его в синоним ненависти, разрушения и тирании; мы видели, как они создали общество, в котором совы одного вида были противопоставлены всем остальным. Мы должны зорко смотреть в будущее и сделать все для того, чтобы это зло никогда больше не подняло голову.

Наши идеалы просты: честь и свобода. Мы сделаем все для того, чтобы эти великие слова никогда не потеряли своего истинного значения. Это потребует от нас постоянной бдительности. Война закончена, но мы не имеем права на отдых. Долг велит мне снова и снова говорить всем вам: где бы ни возникла угроза тирании — летите туда! Будьте тверды, непоколебимы, упорны и непреклонны до тех пор, пока мир не будет восстановлен и наша цивилизация не окажется в безопасности.

В самом сердце каньона, где стервятники все еще продолжали свой гнусный пир, в глубоком гнезде, расположенном в трещине опаленной огнем скалы, мать рыдала над своим новорожденным птенцом. Малыш вылупился из скорлупы в тот самый миг, когда луна начала скрываться в густой тени.

— Ты пришел в этот мир во время лунного затмения, дитя мое. Я дам тебе имя, которое дают всем мальчикам, появившимся на свет в этот грозный час. Нирок — вот как будут звать тебя, любовь моя. Ты вырастешь большим, сильным и неукротимым, как твой отец.

Птенец приоткрыл припухшие веки и моргнул, увидев склоненное над ним прекрасное лицо своей матери.

А далеко-далеко, на другом берегу моря Хуулмере, полная луна сияла над островом Хуула. Шла последняя ночь Медного дождя, на следующее утро на остров должен был прийти Серебряный дождь, когда ягоды молочника становятся снежно-белыми.

Гильфи с Сореном покинули древо и помчались на дальний берег озера, где находился самый удобный наблюдательный пункт. Они хотели полюбоваться лунным затмением, поскольку именно в последнюю ночь осени это зрелище считалось особенно красивым.

Друзья прилетели на вершину высокой ели как раз в тот момент, когда тень земли начала наползать на лунный диск. На острове росла всего одна ель, которая напоминала Сорену родной лес и ту ель, в дупле которой он так недолго успел пожить со своими родителями.

Гильфи не случайно предложила другу полюбоваться лунным затмением именно с этого места. Она знала, что Сорен глубоко потрясен смертью своего брата. Друзья не раз повторяли ему, что Клудд полностью разрушил самого себя, что в нем уже не осталось ничего совиного и его смерть была неизбежна, но Сорен все равно не мог избавиться от чувства вины.

Он продолжал страдать, хотя старался не подавать виду. Он стал непривычно молчалив. Гильфи знала, что миссис Плитивер несколько раз приползала к ним в дупло и пыталась поговорить со своим любимцем, но Сорен оставался безучастен к ее словам. Вот почему Гильфи решила увести его в ночь затмения подальше от Великого Древа.

Только ей одной Сорен без устали продолжал задавать один и тот же вопрос, терзавший его сердце и желудок:

— Как ты думаешь, Гильфи, мама с папой поняли бы меня? Они простили бы меня за Клудда?