Наконец, Нирок отвел взгляд от огня. Гвиндору показалось, что молодой птенец постарел у него на глазах. Он холодно взглянул на Гвиндора, и в его взоре не было и тени страха.
— Я кое-что увидел, — прошептал Нирок. — Я видел вещи, которых не понимаю. Я видел то, во что не могу поверить. Это касалось моих родителей… и всех Чистых.
Гвиндор хотел спросить, узнал ли Нирок что-нибудь о предстоящей ему церемонии, но не посмел.
— Почему я увидел все это? — резко спросил Нирок.
— Не знаю.
— Но это правда?
— Я не могу ответить на этот вопрос.
— Не можешь или не хочешь?
— Не хочу, — признался Гвиндор. — Пойми, Нирок, если я скажу тебе, ты не сможешь мне поверить до конца. Поверить можно лишь в то, что открыл сам — своим желудком, своим сердцем, своим разумом. Все остальное не имеет никакой ценности. Нирок заморгал.
— Зачем Чистые делали то, что я видел в пламени?
— Трудный вопрос. Я так тебе скажу: они верили в очень странные вещи, — еле слышно ответил кузнец. — Эта вера заставляла их идти на все.
— Вера во что? Я не понимаю!
— У Чистых очень странные представления о храбрости и власти, — пробормотал Гвиндор. — Понимаешь, я не могу тебе этого объяснить! Я и сам-то с трудом понимаю…
Воцарилось молчание, обе совы — старая и молодая, молча смотрели на мечущиеся по стенам пещеры тени. Внезапно Гвиндора осенило. Есть то, что он может рассказать Нироку! То, что поможет бедному малышу самому додуматься до правды. — Ты когда-нибудь слышал о Сант-Эголиусе?
— Конечно! Чистые разгромили тамошних сов задолго до моего рождения. В этих каньонах было полным-полно крупинок, но они утратили свою силу в огне, — ответил Нирок. — Почему ты спросил об этом?
— Видишь ли, ты знаешь не все, — ответил Гвиндор. — Ты знаешь, что такое лунное ослепление?
— Лунное ослепление? — непонимающе захлопал глазами Нирок. — Что это значит?
И Гвиндор рассказал ему правду о Сант-Эголиусе, жестокой тюрьме, которая называлась Академией для осиротевших совят.
— Видишь ли, у этих сов тоже были очень странные порядки. В особом каньоне у них было такое место, оно называлось Глуацидиум, куда каждое полнолуние сгоняли маленьких совят. Там их заставляли маршировать при свете полной луны. Это ломало их волю, делало их послушными орудиями в лапах руководителей Сант-Эголиуса. После лунного ослепления совята уже не могли думать, не могли самостоятельно принимать решения. У них больше не было воли — свободы воли.
— Свободы воли? — задумчиво повторил Нирок.
«Какое отношение все это имеет ко мне? — подумал он. — Или к Чистым? Или к моим родителям? Это все происходило давным-давно, когда Сант-Эголиус еще не был побежден Чистыми. И закончилось после того, как мы их завоевали».
Гвиндор ближе придвинулся к наследнику. Вечерние тени упали на его лицевой диск, смешались с серыми пятнами на перьях. Клюв у кузнеца был чернее, чем думал Нирок, и немного кривой.
— Ты даже не представляешь, насколько это важно для тебя, Нирок. Пойми, у тебя есть свобода воли! Ты можешь думать, о чем хочешь, можешь слушаться своего желудка, жить своим умом и делать то, что считаешь правильным. Ты можешь стать таким, каким хочешь!
«Таким, каким хочу?» — в смятении подумал Нирок. Почему эти слова прозвучали в его ушах так зловеще? Почему ему вдруг стало страшно?
— Но все, чего я хочу — это стать самым лучшим, самым безупречным Чистым, — медленно произнес он. — Я должен вырасти достойным боевых когтей своего отца. И покрыть эти когти новой славой.
Слова его гулким эхом прозвучали в тесном пространстве пещеры. Нирок зажмурился, пытаясь представить себе боевые когти — но не смог. Они словно растаяли, превратились в зыбкий туман. Нирок снова повернулся к огню и долго смотрел в него. Потом по его телу пробежала дрожь, и он обмяк, словно сломанная ветка.
— Что с тобой? — бросился к нему Гвиндор. — Что ты там увидел?
— Ничего, — глухо ответил Нирок. Гвиндор знал, что юнец сказал неправду.
Молодой наследник увидел в огне нечто ужасное, такое, что не может в это поверить. Он отказывается верить пламени. Гвиндор почувствовал отчаяние.
— Нирок! — взмолился кузнец. — Времени почти не осталось!
Но наследник повернулся к нему спиной, подошел к выходу из пещеры, расправил крылья и взмыл в небо. Гвиндор молча наблюдал, как Нирок медленно развернулся в воздухе и направился в сторону каменной пещеры, где жил со своей матерью Нирой.
Нира и Нирок совершали свой обычный вечерний полет над каньоном. Нира сразу заметила, что ее сын чем-то опечален и как будто встревожен.
Читать дальше