Верена Райнхардт - Фридрих Львиный Зев верхом на шмеле

— Поэтому, — вздохнула Офрис, — я полагаю, будет правильно возместить нанесенный ущерб. Я была бы рада снова принять тебя на службу и, чтобы облегчить тебе принятие решения, предлагаю пост военного министра!

— В обозримом будущем это будет довольно спокойной должностью, — заметила Грюндхильда, загружая в рот очередную порцию печенья.

Брумзель застыл с раскрытыми мандибулами. Фридриху даже пришлось потыкать его пальцем, чтобы удостовериться, не заснул ли он.

Наконец Брумзель справился с шоком.

— Я? Работать на тебя? Да никогда! Больше никогда в жизни! Я не настолько пьян!

— Подумай, Брумзель, — взмолилась Офрис, краем глаза поглядывая на Грюндхильду. «Не оставляй меня наедине с этой ужасной женщиной», — читалось в этом взгляде. — Пожалуйста! Мы же когда-то так хорошо находили общий язык!

— Общий язык? Ты просто мне страшно нравилась, да, потому что ты мне туманила мозг этими своими… парфюмами! — довольно зло проревел Брумзель. — Но теперь-то я тебя вижу такой, какая ты есть! Тебя… твою отвратительную мягкую розовую кожу… глаза… которых у тебя всего два! Всего два крошечных, микроскопических глаза. Да еще голубого цвета! А эти длинные, золотистые волосы — фу-у! А нос посреди лица! Ты вообще знаешь, как глупо выглядит нос посреди лица? И ног у тебя всего две! Две! Как ты вообще ходишь? Как аист! — он продолжал говорить, все больше разъяряясь. — Но хуже всего — розовый цвет. Ты везде розовая. Розовая и мягкая. Да иди ты куда хочешь! Со своими ручками… и большими пальцами! Можешь меня хоть в мохнатый…

— Брумзель, — быстро сказал Фридрих со всем авторитетом, какой у него был, — пойдем отсюда!

— Правильно! — Брумзель икнул. — Пойдем отсюда! Пойдем, Фридрих, нам тут делать нечего! — тут он развернулся и двинулся к выходу из тронного зала. Фридрих с извиняющимся видом пожал плечами.

Офрис, как громом пораженная, стояла перед троном. Грюндхильда, наоборот, чуть не сползла с кресла от хохота. Пакетик с печеньем упал у нее с колен.

— Потрясающе! Лучше, чем всякая опера! — воскликнула она.

Торжества в Белоскалье продолжались еще три дня, они затмили даже ярмарку в Ласточкиной Горке. Тем временем полки´ шершней и ос были разоружены, и во все военные лагеря посланы гонцы с вестью о том, что война отменяется. Бухгалтеры Офрис расформировали военный бюджет и освободившиеся деньги направили на те дела, которые требовали более срочного решения. Певцы и поэты принялись сочинять новую главу сказания о Грюндхильде Великой, причем совершенно бесплатно.

Праздник подходил к концу, а Фридрих все еще не решил для себя вопрос, что ему делать дальше. Для Скарнланда и его жителей жизнь потихоньку возвращалась в обычное русло. А что теперь будет с ним? Сможет ли он когда-нибудь снова привыкнуть к своей прежней жизни? И сколько времени на это понадобится?

Вечером последнего дня торжеств тайные соглядатаи устроили пикник над городом — на том самом балконе, с которого когда-то стартовали Фридрих с Брумзелем. Кто мог подумать несколько месяцев назад, что однажды на королевском балконе устроит пикник куча немытых людей с плохими манерами? Но так и было: Брумзель притащил из тронного зала ковер, на котором все расселись, а Молеправительница поставила мангал на белом мраморном полу. Совини с Ангостурой изящно устроились рядом и обмахивались веерами, Кальссон занимался углями, даже Оскар приполз на балкон. Только Грюндхильды не было.

— Может, надо было пригласить Офрис? — подумал вслух Фридрих.

— Ох, у нее Грюндхильда, — проговорила с набитым ртом Молеправительница. — Им еще многое надо обсудить. Управление страной — это работа на полный день!

— Я уверена, для Скарнланда сейчас наступают золотые времена, — торжественно произнесла Йозефа.

— Ну да, уж получше, чем раньше, — отозвалась Молеправительница, запихивая в рот половину пыльцовой клецки.

— А ты, — обратился Брумзель к Фридриху, — наконец можешь вернуться домой. В свой мир.

Фридрих почесал лоб.

— Ах да. Домой. — Праздничное настроение у него тут же улетучилось. Все вокруг стало казаться тусклым и пустым. Одно дело — размышлять самому, другое — когда напоминают друзья. Это гораздо хуже.

— Можно вылететь прямо завтра утром, — сказал Брумзель. — Тогда к вечернему чаю ты будешь уже у себя в гостиной! Что скажешь?

— Да, отлично, — безучастно ответил Фридрих.

— А как все будут тобой гордиться! — воскликнула Молеправительница. — Когда ты попал сюда, ты не хотел быть шмелелетом, а теперь, мой мальчик, ты просто потрясающий шмелелет! Теперь ты мог бы приручить даже шершня!