Карло Гоцци - Женщина-змея

Фаррускад.

(Уходит с жестом отчаяния.)

Панталоне. О бедный Панталоне! Пускай он идет себе, куда захочет, — у меня больше нет сил следовать за ним.

Панталоне, Тогрул, Тарталья.

Тарталья (выходя из глубины сцены, видит Панталоне и кричит в порыве радости). Синьор Тогрул, Тогрул, синьор визирь!

Тогрул (выходя). В чем дело, Тарталья?

Тарталья. Панталоне, Панталоне, разве вы его не видите?

Тогрул. Неужели это возможно? О небо, благодарю тебя! Благодарю тебя! Тарталья, мы нашли Фаррускада.

Панталоне (замечая их вдали). Тогрул… Тарта… я захлебываюсь… или, может быть, у меня головокружение?

Тарталья (бежит). О дорогой друг, как меня радует эта встреча!

Панталоне. Простите… Тарталья, простите… Сердце переполнено… Увы… (Падает в обморок.)

Тарталья (поддерживает его). Синьор Тогрул, старик издыхает, а между тем он нам еще не рассказал, где находится принц. Панталоне, скажи нам, где принц Фаррускад, а потом умирай себе с миром.

Тогрул. Панталоне… друг!

Панталоне (приходя в себя). Синьор визирь, как вы попали в эту пустыню?

Тогрул.

Панталоне. Он здесь, он жив и здоров, но он попал, он впутался с головой в страшную беду. Ну уж и дела… великие дела!.. Я вам все расскажу. Но как же все-таки вы попали в это место, которое находится за пределами мира?

Тогрул.

Панталоне. Эх, тайные средства, может быть, и годятся от мозолей, но не для того, чтобы спасти принца из этой беды. Глупости! Здесь надо другое! Если вы думаете, что дело идет о том, как вытащить репу, вы ошибаетесь.

Тарталья. Да скажи же, где он, где он, медлительный старик! Не надоедай ты нам!

Тогрул.

Панталоне. Он, наверно, неподалеку. Принц сейчас прогуливается, а затем вернется ко мне. Однако будьте уверены, что плачем и мольбами его отсюда вытащить не удастся. Но раз вы говорите, что у вас есть такие великие секреты, нам будет лучше спрятаться, чтобы он нас не заметил. Надо будет посоветоваться, подумать, решить. Здесь я не могу вам все сказать: это все великие тайны. Вы не нуждаетесь в отдыхе?

Тарталья. Разумеется, да. Ведь пластырь уже теряет свою силу, и я чувствую, что все слабею и слабею.

Панталоне. Какой пластырь?

Тогрул. Ах, пустяки. Идемте, Панталоне. (Уходит.)

Панталоне. Спрячьтесь вон за той оградой, а я сейчас приду. Скажи, Тарталья, ты, кажется, говорил, что и Бригелла здесь? Где же он?

Тарталья. Да, да. Он где-нибудь здесь поблизости.

Панталоне. Вот дураки! Ведь если принц его увидит — игра проиграна! А какие секреты у визиря, дорогой братец?

Тарталья. О, удивительные! Слушай. (Шепчет ему на ухо.)

Панталоне. Чепуха! Впрочем, можем надеяться. Спрячьтесь где-нибудь поблизости. Если увидите принца, не попадайтесь ему на глаза, а если встретите Бригеллу, скажите ему, ради бога, если сумеете, чтобы он не показывался и ничего не говорил; пусть прямо придет к этой ограде. О, если бы небо устроило так, чтобы принц его еще не видел и нам удалось бы его вытащить из этой беды! (Уходит.)

Тарталья. Эй, эй, Панталоне… а поесть? Вот это прекрасно: они покидают меня с пластырем на животе. Правда, он мог утолять голод в течение двух месяцев, но с те пор прошло пятьдесят девять дней и пять часов; еще несколько часов я могу терпеть, а потом упаду мертвым. А все-таки, какое превосходное свойство у этого пластыря! Скольким бедняками он был бы полезен! Отцы приходили бы домой с пластырем в кармане и, найдя свои семьи плачущими и голодными, вдруг — бац! — всем кусочек пластыря на живот, и сразу все спасены от нужды, в которой находились. Скольким актерам, скольким поэтам такой пластырь был бы манной небесной! О, если бы Масгомьери имел этот пластырь, он, наверное, разжился бы гораздо больше, чем со своим греческим бальзамом и элексиром Кавалера Бурри против ломоты в бедрах, потери аппетита и плохого пищеварения. Надо спрятаться, чтобы не быть обнаруженным; но я, однако, чувствую такой приступ голода, что готов сожрать целого быка. (Прячется.)