Кэтрин Ласки: Золотое древо

— Корин, ты отлично знаешь, что нет никаких доказательств того, что она до сих пор жива. Но даже если это так, нам все равно нечего опасаться! Войска Ниры рассеяны, она не может причинить нам никакого вреда.

Резко повернув голову, Корин впился взглядом в глаза Сорена.

— Но, дядя… Ты знаешь, что Нира не просто злая сова, и если…

— Сейчас я дойду и до «если», — перебил его Сорен. — Я все понимаю, Корин. Я тоже читал эту легенду. Если Нира — хагсмара…

— Постой, дядя. Возможно, она не настоящая хагсмара, а некое порождение далекого прошлого, которое по прихоти судьбы или благодаря чарам темнодейства возродилось в теле обычной сипухи! И если это так… — Тут Корин замолчал, а потом с усилием продолжил: — Ты помнишь, что я сказал, когда мы дочитали первую легенду о Гранке?

Да, Сорен помнил его слова. В ту ночь Корин впервые догадался, что его мать — хагсмара. Но если так, значит, в жилах юного короля тоже течет ядовитая кровь ведьмы! Сорен пытался разубедить его, но все было бесполезно. К счастью, никто, кроме него, даже не догадывался о страхах Корина. Не хватало только, чтобы совы Великого Древа узнали, что их обожаемый король оказался сыном хагсмары!

— Если я правильно понял, ты что-то увидел в сердце угля? — прямо спросил Сорен.

Корин поднял глаза и с неожиданным любопытством посмотрел на своего дядюшку.

— Кстати, а почему ты здесь, а не у себя в дупле, с Пелли и малышами? Ты же сейчас должен спать!

— Что-то не спится.

— Ты видел сон? — прищурился Корин.

— Возможно, — Сорен закрыл глаза и помолчал, словно хотел набраться терпения или найти нужные слова. — Да ты и сам все знаешь… Ты у нас огнечей, а я ясновидец. У тебя — огненное зрение, а у меня — звездное озарение.

— Но я не понимаю… Если ты ясновидящий, то должен видеть все, что случится в будущем. Значит, тебе был сон о том, что я увижу свою мать в пламени угля? Но в таком случае, зачем ты расспрашиваешь меня? Тебе ли не знать, что меня тревожит!

— Да, я видел сон. Но я не до конца понял его, Корин, — с тяжелым вздохом ответил Сорен. Как будто это так просто объяснить! Он мирно спал в уютном дупле вместе со своей дорогой подругой Пелли и тремя дочками — Себастьяной, которую домашние ласково называли Вашей, Блайз и Белл, — когда вдруг понял, что видит чужой сон или одно из видений, явившихся Корину в свете угля.

Это не на шутку встревожило Сорена, поскольку в одной из старинных легенд они прочитали, что жившая в далекой древности могучая хагсмара по имени Крит обладала как раз таким даром проникать в чужие сны. Но Сорен быстро понял, что это был не сон, а лишь очередной случай звездного озарения. Звездным озарением совы называют те редчайшие моменты, когда звезды проливают свой свет в совиные сны. Большинство птиц и зверей уверены, будто днем звезды исчезают, но на самом деле это не так. Днем звезды превращаются в маленькие отверстия в полотне сновидений, сквозь которые одаренная ясновидением сова может заглянуть в будущее.

Вот так Сорен проник в видение Корина, однако не увидел в нем ничего определенного. Ему не приснилась ужасная луна, превращающаяся в изуродованное шрамом лицо, он не видел пламени, не испытал страха или горького чувства потери. Больше всего это было похоже на кусочек видения внутри другого видения, на сон из чужого сна. Могло ли это означать, что Нира до сих пор жива? Значило ли это, что она мечтает добраться сюда и убить своего единственного сына? Как бы там ни было, Сорен не собирался поддаваться обуревавшим его страхам. На острове наступил мир и благоденствие, и не было никаких причин омрачать королю первые месяцы правления.

— Как я уже сказал, — твердо повторил Сорен, — у тебя нет никаких доказательств того, что Нира жива. Как нет и доказательств того, что она хагсмара. Возможно, твоя мать всего лишь жалкая, обезумевшая от злобы сова. Не больше, но и не меньше.

— Мне все-таки кажется, что чуть больше, — негромко возразил Корин.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Сорен, когда мы читали старинные легенды, особенно ту часть, в которой говорилось о хагсмаре Крит, и о том, как она разгневалась на несчастную Лутту, это напомнило мне…

— Что? — тихо спросил Сорен. Ему вдруг стало не по себе. Горящий уголь бросал на стены дупла алые отсветы, дрожавшие и колыхавшиеся в каком-то диком древнем танце.

— Напомнило о матери. Когда я был еще совсем маленьким и она за что-то сердилась на меня, лицо ее становилось огромным. Тьма, словно тень, просвечивала сквозь белое оперение, а крылья чернели по краям, так что становились похожими на косматые вороньи перья. Ты видел вблизи вороньи крылья? Они такие рваные, такие неряшливые… Тогда я думал, будто все это мне просто чудится от страха, но когда мы стали читать легенды и впервые наткнулись на описание хагсмаров, я сразу подумал: «Мне это знакомо. Я это знаю». Кровь и жестокость, о которых я узнал из древних преданий, напомнили мне многие события моей прежней жизни — особенно страшный ритуал ТРОЗ, во время которого каждый Чистый должен был убить кого-то, кто ему близок или дорог. Что касается моей матери, то в ней, как и в Крит, поражала не столько злоба, сколько отсутствие малейшего совиного чувства. Можно сказать, что у нее не было мускульного желудка, Сорен. И в этом она была очень похожа на хагсмару.