Клайв Льюис: "Племянник чародея" with W_cat

[ 115 115 – Всему свое время, мой друг, – сказал дядя. – После того, как миссис Лефэй выпустили, она почти никого не хотела видеть. Я был среди тех немногих, кого она продолжала принимать. Понимаешь, во время последней болезни ее стали раздражать ординарные, скучные люди. Собственно, они раздражают и меня. Кроме того, у нас были с ней общие интересы. ] “All in good time, my boy,” said Uncle Andrew. “They let old Mrs Lefay out before she died and I was one of the very few people whom she would allow to see her in her last illness. She had got to dislike ordinary, ignorant people, you understand. I do myself. But she and I were interested in the same sort of things.

[ 116 116 За несколько дней до смерти она велела мне открыть тайничок в ее шкафу и принести ей маленькую шкатулку. Стоило мне взять ее в руки, и я прямо затрясся, почувствовав тайну. Крестная приказала не открывать ее, а сжечь, с известными церемониями. Разумеется, я ее не послушался. ] It was only a few days before her death that she told me to go to an old bureau in her house and open a secret drawer and bring her a little box that I would find there. The moment I picked up that box I could tell by the pricking in my fingers that I held some great secret in my hands. She gave it me and made me promise that as soon as she was dead I would burn it, unopened, with certain ceremonies. That promise I did not keep.”

[ 117 117 – И очень зря, – сказал Дигори. ] “Well, then, it was jolly rotten of you,” said Digory.

[ 118 118 – Зря? – удивился дядя. ] “Rotten?” said Uncle Andrew with a puzzled look.

[ 119 119 – Ах, понимаю. По-твоему, надо держать слово. Резонно, мой милый, очень советую. Но, сам понимаешь, такие правила хороши для детей, слуг, женщин, вообще людей, но никак не для мудрецов и ученых. Нет, Дигори. Причастный к тайной мудрости свободен и от мещанских радостей, и от мещанских правил. Судьба наша, мой мальчик, возвышенна и необыкновенна. Мы одиноки в своем высоком призвании… ] “Oh, I see. You mean that little boys ought to keep their promises. Very true: most right and proper, I’m sure, and I’m very glad you have been taught to do it. But of course you must understand that rules of that sort, however excellent they may be for little boys—and servants—and women—and even people in general, can’t possibly be expected to apply to profound students and great thinkers and sages. No, Digory. Men like me, who possess hidden wisdom, are freed from common rules just as we are cut off from common pleasures. Ours, my boy, is a high and lonely destiny.”

[ 120 120 – Он вздохнул с такой благородной печалью, что Дигори на мгновение посочувствовал ему, покуда не вспомнил дядины глазки, когда тот предлагал Полли кольцо, и не подумал: «Ага, он клонит к тому, что может делать все, что ему угодно!» ] As he said this he sighed and looked so grave and noble and mysterious that for a second Digory really thought he was saying something rather fine. But then he remembered the ugly look he had seen on his Uncle’s face the moment before Polly had vanished: and all at once he saw through Uncle Andrew’s grand words. “All it means,” he said to himself, “Is that he thinks he can do anything he likes to get anything he wants.”

[ 121 121 – Конечно, я не сразу открыл шкатулку, – продолжал дядя. – Я боялся, нет ли в ней чего-нибудь опасного. Моя крестная была чрезвычайно своеобразной дамой. Собственно, она была последней из смертных, в ком еще текла кровь фей. Сама она застала еще двух таких женщин – герцогиню и уборщицу. Ты, Дигори, беседуешь с последним человеком, у которого крестной матерью была фея. Будет что вспомнить в старости, мой мальчик! ] “Of course,” said Uncle Andrew, “I didn’t dare to open the box for a long time, for I knew it might contain something highly dangerous. For my godmother was a very remarkable woman. The truth is, she was one of the last mortals in this country who had fairy blood in her. (She said there had been two others in her time. One was a duchess and the other was a charwoman.) In fact, Digory, you are now talking to the last man (possibly) who really had a fairy godmother. There! That’ll be something for you to remember when you are an old man yourself.”

[ 122 122 «Ведьма она была, а не фея!» – подумал Дигори. Вслух он спросил: ] “I bet she was a bad fairy,” thought Digory; and added out loud.

[ 123 123 – Но что же с Полли? ] “But what about Polly?”

[ 124 124 – Ты все о том же! – сказал дядя. – Разве в Полли дело? Сперва, конечно, я предпринял осмотр шкатулки. Она была весьма старинная. Я сразу понял, что ее изготовили не в Греции, не в Египте, не в Вавилоне, не в стране хеттов и даже не в Китае. Она была еще древнее. Наконец, в один поистине великий день я понял, что сделали ее в Атлантиде. В Атлантиде, на затонувшем острове! Это значило, что шкатулка моя на много веков древнее всех допотопных черепков, которые выкапывают в Европе. Она была не чета этим грубым находкам. Ведь Атлантида с древнейших времен была великой столицей, с дворцами, храмами и замечательными мудрецами. ] “How you do harp on that!” said Uncle Andrew. “As if that was what mattered! My first task was of course to study the box itself. It was very ancient. And I knew enough even then to know that it wasn’t Greek, or Old Egyptian, or Babylonian, or Hittite, or Chinese. It was older than any of those nations. Ah—that was a great day when I at last found out the truth. The box was Atlantean; it came from the lost island of Atlantis. That meant it was centuries older than any of the stone-age things they dig up in Europe. And it wasn’t a rough, crude thing like them either. For in the very dawn of time Atlantis was already a great city with palaces and temples and learned men.”

[ 125 125 Он подождал немного, но Дигори не восхищался. С каждой минутой дядя нравился ему все меньше и меньше. ] He paused for a moment as if he expected Digory to say something. But Digory was disliking his Uncle more every minute, so he said nothing.