Ольга Батлер - Тринкет

Брэнда бегала вокруг, пыталась разнять их, но сама получила оплеуху.

— Там дверь открылась! — крикнула она.

Джордж и Питер сразу вскочили на ноги. Из «Веселой гусеницы» вышел тот самый мрачный билетер. Дети следили за ним из-за угла. Мужчина захлопнул дверь, подергал ее для верности, и зашагал по площади, быстро смешавшись с толпой.

Мальчишки все еще оставались растрепанными и красными, но злость прошла. Им было неловко. И чего набросились друг на друга?

— Видишь там приоткрытое окошко? — тяжело дыша и заправляя рубашку в джинсы, спросил Джордж.

— Я в такое не пролезу, — сказал Питер.

— А тебя никто и не просит.

И оба посмотрели на Брэнду…

— Мне страшно, — сразу прошептала она.

Но выбора не было. Девочка залезла на спину к Питеру, который стоял на четвереньках, потом — на плечи к брату, и протиснулась в узенькую оконную раму.

— Прыгай, — приказали мальчишки.

— Не могу! — пожаловалась она, послушно прыгая вниз.

Подобранный в пещере фонарик помог ей найти и открыть для мальчишек входную дверь.

— Ничего особенного, кегельбан, — сказал Питер, когда они включили свет.

На стене зажглось табло из маленьких лампочек с двумя квадратными нулями. Над одним было написано — «Ваша команда», и над другим — «Гусеница».

— Кто тут за гусеницу? — удивился Питер, оглядываясь по сторонам.

Ответ пришел сам. Вернее, не спеша спустился на шелковой нитке с потолка. Это была ярко-зеленая гусеница, которая прямо на глазах у детей выросла до такого размера, что все трое с удобством могли бы усесться у нее на спине.

— Противная. Из чего она сделана? — спросила Брэнда, которая гусениц боялась меньше, чем пауков, и не визжала при их виде.

— Из резины, — Джордж подмигнул Питеру. Гусеница показалась ему настоящей.

Коснувшись пола, она перекусила торчавшую изо рта веревку. Средняя часть ее тела, украшенного пестрым узором в цветную полоску и в горошек, изогнулась дугой.

Взъерошились щетинки и волоски, расположенные пучками на различных выростах или прямо на коже. Сама кожа была вдобавок густо усеяна разнообразными мелкими шипами и бородавками. В обычной жизни столько неприятных подробностей можно рассмотреть только под микроскопом. Гусеница, тем не менее, привлекала особенной, безобразной красотой.

— Здравствуйте, мадам, как поживаете, — смеха ради поздоровался с ней Питер.

Она повернула к ним свою голову с настоящими и фальшивыми, но очень похожими на настоящие, глазами, и вдруг, бессильно обмякнув, развалилась на полу. Дети заметили, что в каждой ножке у нее с помощью крючочков было зажато по шару.

Они подошли поближе, и Питер потрогал один из ярких шипов кончиком кеда: умерла?

— Спасибо, не очень хорошо я поживаю, — неожиданно ответила Гусеница тоном трагической актрисы. — Сегодня в животе целый день бурчит, вчера веревка почти оборвалась — я чуть не упала. Не думаю, что завтра будет веселее.

«Чуть» и «почти» — не считается, — подумал Джордж. Всем стало ясно: эта Гусеница — из породы тех гусениц, кто постоянно ноет и жалуется, как-будто их жизнь тяжелее, чем у остальных.

В конце дорожки поднялась заслонка, там стояли кегли.

Гусеница поползла к игровой дорожке, и швырнув первый шар, уложила все восемь кеглей.

Заслонка опустилась, снова поднялась.

— Я так понимаю, мы должны с вами соревноваться, — Питер взял шар, разбежался и сбил шесть кеглей из восьми.

Две последних покачались-покачались, жалобно приговаривая «ой-ё-ёй» и «ай-я-яй», но устояли.

Кегли оказались не только веселыми, но и живыми. Их глаза блестели сквозь вырезанные в дереве дырочки. Они падали с криками: «бумс!», «опс!», «бух!». У них были самые настоящие ножки. Упав, они болтали этими ножками в воздухе, у одной кегли даже мелькнула кружевная нижняя юбочка.

Гусеница меланхолично пожевала своими мощными челюстями и метнула второй шар. Снова все восемь кеглей завалились. Но на этот раз было видно, что она жульничала. Шары она кидала не так уж метко. Просто кегли ей подыгрывали — друг за дружкой с громкими криками валились на пол, когда шар еще только приближался к ним.

— Эй, Гусеница, нечестно. Начинаем по-новой.

Питер нажал красную кнопку, потом зеленую — на табло снова загорелись нули. Гусенице это не понравилось. Она угрожающе приподняла верхнюю часть своего туловища, показав бледное брюшко с синими полосками. На голове у нее вздыбился похожий на корону хохолок.

Она раскачалась из стороны в сторону, и дети отступили подальше: после такой демонстрации недружелюбия следовало ожидать неприятностей. Но Гусеница молча собрала шары, подала им один и отползла в сторону.