Валентина Чаплина: Удивительное происшествие

— Ой-ой-ой! — закричал футбольный мяч Лёвкиным голосом, — какой у нас был последний урок?

Учителя все помнили, а какой был урок — не помнили, потому что Андрей Иванович вёл и литературное чтение и русский язык.

— Никто не помнит? Ясно! Я понял, что случилось, — продолжал Лёвкин голос. — Мне на днях дедушка рассказывал. Я думал, сказка, а это, оказывается, правда. О-ой! Что теперь будет?!

Поплавок и мяч в берете только хотели спросить, что же всё-таки Лёвка понял, как хлопнула школьная дверь. Все трое оглянулись. И как только оглянулись, так все шесть рук сейчас же полезли дёргать себя за бывшие уши.

По двору, пританцовывая, вертя красный портфельчик в руке, бежала… Кто это? Кто бежит? Жакетка на ней Лидки Косичкиной, красная, туфли тоже Лидкины, красные, и портфель Лидкин, а куда девалась Лидкина голова? Голова с рыжими косичками? Где косички у Косичкиной, за которые невозможно не дёрнуть?

Никаких косичек и в помине не было. На плечах вместо вертлявой Лидкиной головы сидела голова… (с ума сойти!) голова… полугодовалого ребёнка. По ней даже невозможно было понять, мальчишка это или девчонка. Вот какая дурацкая голова. Была она в розовом чепчике с белыми кружевчиками. В рот засунута соска с колечком. А на груди клеёнчатый слюнявчик.

Взглянув на бывших Борьку, Лёвку и Степана, бывшая Лидка всплеснула руками да вдруг ка-ак выплюнет соску, да ка-а-ак заорёт на весь двор: «Уа-а, уа-а!» И… сама перепугалась своего крика, да с перепугу как припустит ещё громче: «У-уа-а-а-а!» А соска повисла на розовой шёлковой ленточке, болтается туда-сюда и по слюнявчику хлопает.

Как увидела Лидка соску и слюнявчик, так со страху и кричать перестала. А это для Лидки совершенно невероятное дело — молчать! Чтобы Лидка да ещё Косичкина да ещё молчала! Чудеса! А тут стоит и молчит. Молчит же! Может, это не Лидка вовсе? Да нет, она, она! Лёвка знал, что она. Лёвка теперь прекрасно понимал, что с ними со всеми случилось несколько минут назад.

Он схватил Лидку за руку и к луже. Та увидала себя и… опять молчит. Вот чудеса заморские! (Если б она на уроках так молчала!)

— Ты помнишь, какой последний урок был?

— Уа-а.

— Что «уа-а»? Помнишь?

— Уа-а.

— Не помнишь?

— Уа-а.

— Тьфу, — Лёвка обеими руками схватился за футбольный мяч, — голову с тобой потеряешь. Не помнишь, помотай головой в разные стороны.

Лидка так замотала, что соска на ленточке с шеи чуть не соскочила.

— Ага, не помнишь? Ясно! Слушайте, что с нами, с дураками, случилось.

Все замерли у лужи. Лёвка перешёл на шёпот:

— У нас вместо голов выросло то, о чём мы на уроке думали, когда учитель объяснял. Мы с Борькой думали о футболе. Вот, пожалуйста, — мячи! Степан о рыбалке размечтался. Мечтал? Признавайся!

Гусиное перо утвердительно кивнуло.

— Вот вам — поплавок! А ты, я слышал, — обернулся он к Лидке, — на перемене девчонкам говорила: «Хорошо бы маленькой быть! Меня бы на колясочке катали. Уроки не учи, в школу не ходи, красота!» Говорила так? Говорила. Думала про это на уроке? Думала. Вот теперь ходи со слюнявчиком.

Лидка так зауакала, что все шарахнулись в стороны от этого крика. И уши-то заткнуть невозможно. Что делать? Тогда Левка р-раз! и воткнул соску в Лидкин рот. Над лужами стало тихо.

Школьная дверь всё чаще и чаще хлопала. Из неё выбегали девчонки и мальчишки. Нормальные. Со своими головами. Вот-вот они увидят этих четверых. Стыд и срам! Куда бежать?

— Айда ко мне, — крикнул Лёвка и со всех ног пустился со двора.

Остальные ринулись за ним.

По улице все четверо неслись, как ракеты. Прохожие не успевали разглядеть, головы у этих сумасшедших на плечах или что-нибудь другое. Если б во время кросса они бежали с такой скоростью, то их класс определённо занял бы первое место по городу или даже по СССР.

Лёвка жил в деревянном одноэтажном доме, который скоро должны были сносить, потому что в городе строились огромные мосты через овраги. Дом стоял, глядя окнами в огород, расположенный на склоне оврага.

Ребята влетели к Лёвке во двор и скрылись в сарае. Сердца отчаянно колотились. Казалось, это бешеное тук-туканье должно быть слышно на луне. Все так запыхались, что просто не могли разговаривать. Кто-нибудь начнёт фразу или даже слово, а кончить не может: дышать надо.

— Лёв, а де…

— Что де?

— А де… не го…

— Что де не го?

— А де… не го… что дел.

— Тьфу!

— Тьфу!

— Тьфу!

Наконец дыхание стало пореже, но всё ещё нормально говорить было невозможно.