Владимир Руткивський - Аннушка

— Я сейчас искупаюсь, — объявила она.

— Здесь купаться нельзя, — запретил я. — Опасно.

— Почему? — спросила она.

Дно очень вязкое, — сказал я. Да разве она поймёт?

Местные жители очень удивились нашему приходу. Огромная стрекоза, которая перед этим дразнила лягушек, летая низко над озерком, от неожиданности плюхнулась на ближайшую ветку и озадаченно уставилась на нас своими выпученными глазами. Правда, через минуту она сорвалась с ветки и, трепеща жёсткими прозрачными крыльями, быстро удалилась. Наверное, спешила поделиться потрясающей новостью со своими пучеглазыми приятельницами.

Не меньше стрекозы изумилась и охотящаяся за ней золотистая лягушка. Словно окаменела, увидев нас. Наташа уже и рукой на неё замахивалась, и веточки бросала — не шелохнётся. Разве что глазами моргает, и то, если ветка упадёт слишком близко. Наташа хотела было снова полезть в воду, но вдруг рядом с нами вспучилась ряска, и на поверхности появилась чёрная голова со злыми глазами.

— Ой, что это? — От неожиданности Наташа даже отшатнулась.

Я быстро разгрёб ряску вокруг этой головы, но было уже поздно. Мы успели заметить только небольшой серый камень, который, медленно работая лапами, опускался на илистое дно.

— Это болотная черепаха, — объяснил я.

Наташа тоже начала разгребать ·ряску. Правда, на всякий случай спросила:

— А она не кусается?

— Эта? Не больно… — Я подумал, что неплохо было бы припугнуть Наташу, чтобы никогда больше не лезла без спросу в болото. — А вот в далёких тёплых·морях есть черепахи величиной с наш обеденный стол. Так они очень даже просто могут утащить человека на морское дно…

Я искоса взглянул на Наташу: не испугал ась ли? Может, и испугал ась, да не очень — руку из воды не вынимает.

— А вон на камышинке висит чёрная ленточка, — продолжал я пугать её дальше. — Ты думаешь, это простая себе ленточка, да?

Наташа согласно кивнула головой:

— Я недавно потеряла такую же ленточку. Может, это она нашлась?

— Как бы не так…

Я отломил от дерева сучок потолще и бросил в ленточку.

Сучок слегка задел камышинку, камышинка вздрогнула. В то же мгновение чёрная ленточка бесшумно соскользнула с камышового листа и, извиваясь, быстро поплыла к противоположному берегу.

— Так вот, Наташа… Эта чёрная ленточка называется гадюкой. Она грелась на солнышке, а·мы с тобой её вспугнули. А вспугнутые гадюки знаешь какие злые?

Теперь Наташе почему-то перехотелось лезть в воду. Она решила, что за моей спиной ей будет гораздо удобнее.

А тут ещё в камышовых зарослях, совсем неподалёку от нас, страшным голосом заревел водяной бугай, и бесстрашная Наташа сразу же запросилась домой.

Когда Аннушка возвратилась из школы, я уже сидел за столом и работал. Наташа сидела на скамейке·возле кухни и, болтая ногами, рассказывала бабушке о наших утренних похождениях.

— Так где же вы без меня были? — ревниво спросила Аннушка.

Видно, крепко задел её наш уход. Что ж, самое время ее воспитывать…

— Да так, искали всякие приключения, — как можно небрежнее бросил я.

— И нашли? — Аннушка затаила дыхание.

— Конечно… Но если тебя это интересует, расспроси обо всём у Наташи, а мне, видишь, некогда.

Аннушка постояла ещё немного, но так как я ничего больше не говорил, она повернулась и неслышно вышла из комнаты.

Я продолжал работать, но время от времени прислушивался к тому, что делается за окном.

— …Тогда чёрная гадюка спрыгнула с ветки и поплыла к нам! — возбуждённо говорила Наташа. — А черепаха ухватила её за хвост и потащила под воду!

И где только она научилась такое выдумывать?

Долго ещё похвалялась Наташа, а когда выговорилась, они вдвоём вошли в мою комнату.

— Теперь тебе ясно, где мы были? — спросил я Аннушку и подальше отодвинулся от стола, так как думал, что нам предстоит долгий разговор о дружбе и откровенности, о своих и о чужих секретах и о многом-многом другом.

Аннушка не ответила. Она оглядела комнату, словно попала сюда впервые, и отошла к окну. Наверное, что-то интересное там увидела.

Но сколько можно рассматривать то, что видишь каждый день? И почему это вдруг начали вздрагивать её худенькие плечи?

— Ты плачешь? — спросила Наташа, заглядывая ей в лицо. — А почему ты плачешь?

Вот тебе и раз!

Теперь уже и мне стало не по себе. Потому что не могу спокойно переносить детского плача. Да, вот как получается, когда хочешь кого-то серьёзно, по-взрослому воспитывать…